Содержание

Читальный зал

История третья

Глава 7

Что плохо в порталах — так это невозможность приготовиться к новому месту. Поезд в этом плане идеален. Ты входишь в купе, меняешь брюки на трико, а штиблеты на резиновые тапочки, извлекаешь пищу и напитки, знакомишься с попутчиками — если уж угораздило путешествовать без компании. Стучат колеса, уплывает перрон. Все, ты в пути. Ты другой человек. Ты делишься самыми сокровенными переживаниями с незнакомцами, споришь о политике, о которой зарекся спорить, пьешь сомнительную водку, купленную на полустанке. Ты — не там и не здесь. Ты в пути. Совершаешь свой маленький квест, в тебе что-то от Фродо и что-то от Паганеля, самая капелька — от Робинзона и чуточку от Радищева. Может быть, твой путь займет всего несколько часов, а может быть — несколько дней. Страна большая, и она плывет за окнами купе. Ты — не там. Ты — не здесь. Ты путешественник.

Самолет — немножко иное. Но все-таки ты тоже готовишься к путешествию. Покупаешь билет, просыпаешься ни свет, ни заря, садишься в такси и едешь в аэропорт. Колеса наматывают километры, а ты уже смотришь в небо, мысленно — ты уже там, в полете. Нервная суета зала ожидания, растворимый кофе в буфете, контроль, досмотр, если покидаешь страну — таможня и “Дьюти Фри”, маленькие радости путешествия перед узкими самолетными креслами, ревом турбин и оптимистической скороговоркой стюардессы: “аварийные выходы расположены...” И вот уже земля ушла вниз, погасли табло, курильщики стыдливо потянулись в туалеты, стюардессы деликатно их не заметили, в пластиковых лотках разносят обед — почему-то в самолетах все жрут в три горла. Это не совсем путешествие. Это перемещение. Но... но все-таки ты видишь проплывающие мимо города и реки, листаешь путеводитель или проверяешь командировочное удостоверение, обдумываешь, как провести деловые переговоры — или повеселее использовать десятидневный тур в гостеприимную Турцию-Испанию-Хорватию. Все-таки — ты в пути.

Портал — это шок. Портал — это смена декораций, это крутящаяся сцена в театре. Ты здесь — и ты там. Пути нет.

И времени задуматься — тоже.

...Я вывалился из портала. Одной ногой ударился о кафельный пол, другой — угодил в унитаз.

Хорошо хоть, вполне чистый унитаз. Как в порядочном американском фильме, где герои мочат друг друга в сортире. Но ногу все-таки потянул — и вытаскивая ее из унитаза скривился от боли.

Крошечная кабинка, под потолком — лампочка и решетка вентилятора, на держателе — рулончик туалетной бумаги. Ну ничего себе портал! Я почему-то ожидал, что Костя провесил портал прямо к старту, где-нибудь к подножью ракеты.

Открыв защелку, все еще болезненно морщась, я осторожно посмотрел в щелку. Вроде бы туалет был пуст. Ни звука, только капает кран в одном из умывальников...

В этот миг меня тяжело толкнули в спину — и я вылетел из кабинки, открыв дверь головой. Перевернулся на спину, вскинул руку, готовясь ударить.

В кабинке стоял Лас — раскинув руки держался за стенки, очумело озирался вокруг.

— Ты чего? — рявкнул я. — Ты зачем за мной?

— Ты же сам велел идти следом! — оскорбился Лас. — Волшебник хренов!

Я поднялся. Спорить и впрямь было глупо.

— Мне надо остановить ополоумевшего вампира, — сказал я. — Самого сильного мага в мире на сегодняшний день. Тут... тут сейчас будет очень жарко...

— Мы что, на Байконуре? — ничуть не испугавшись, спросил Лас. — Вот это я понимаю, вот это замечательно! А обязательно было телепортироваться через канализацию?

Я только махнул рукой. Вслушался в себя. Да, Гесер был где-то рядом. И Гесер, и Завулон... и Светлана... и еще сотни, тысячи Иных. Они ждали. Они надеялись на меня.

— Чем я могу помочь? — спросил Лас. — Может колья осиновые поискать? Кстати, спички делают из настоящей осины, в курсе? Я всегда думал — почему именно из осины, неужели она лучше всего горит? А теперь понимаю, это как раз в целях борьбы с вампирами. Затачиваешь десяток спичек...

Я посмотрел на Ласа. Тот развел руками:

— Ну ладно, ладно... Мое дело — предложить.

Подойдя к двери из туалета я выглянул наружу.

Длинный коридор, лампы дневного света, никаких окон. В конце коридора — человек в форме, с пистолетом на ремне. Охрана? Да, наверное, здесь должна быть охрана. Даже в наше время.

Вот только почему охранник застыл в такой неподвижной и такой неудобной позе?

Выйдя в коридор я двинулся к военному. Негромко позвал:

— Простите, можно вас побеспокоить? Охранник не возражал. Смотрел в пространство — и улыбался. Молодой мужик, и тридцати нет. Совершенно оцепеневший. И очень бледный.

Я приложил пальцы к сонной артерии — пульс едва угадывался. Следы укусов были почти не видны, только на воротнике несколько капель крови. Да, Костя очень устал после бегства. Ему нужно было подкрепиться, а кошек в поле зрения не оказалось...

Впрочем, если военный еще жив, то у него есть шансы выкарабкаться.

Вытащив из кобуры пистолет— кажется, именно к нему он и тянулся, когда приказ вампира заставил его замереть, я аккуратно повалил охранника на пол. Пусть отлежится. Потом обернулся.

Разумеется, Лас шел следом. И теперь молча смотрел на неподвижного вояку.

— Стрелять умеешь? — спросил я.

— Попробую.

— Если что — стреляй в голову и сердце. Попадешь — будут шансы его затормозить.

Разумеется я не строил никаких иллюзий. Даже если Лас всадит в Костю всю обойму, что уже само по себе проблематично, то пули Высшего вампира не остановят. Но пусть будет при деле.

Лишь бы мне в спину не попал с перепугу...

Найти Костю было нетрудно, даже не используя магию. Нам попались еще трое мужчин — охранник и двое гражданских, оцепенелые и укушенные. Наверное, Костя двигался в том вампирском стиле, когда движения становятся неуловимо-быстрыми, а процесс “питания” занимает от силы десяток секунд.

— Они теперь станут вампирами? — поинтересовался Лас.

— Только если он этого хотел. И только если они сами согласились.

— Не думал, что тут бывает выбор.

— Выбор есть всегда, — открывая очередную дверь, ответил я.

И понял, что мы пришли.

Это был просторный светлый зал. Полный народа — человек двадцать, не меньше. Были тут космонавты — и наш командир корабля, и американец, и космический турист, немецкий фабрикант шоколада.

Разумеется, все пребывали в той же самой блаженной прострации. Кроме двух техников в белых халатах — глаза их оставались бессмысленными, но руки с привычной ловкостью помогали Косте натянуть скафандр. Задачка была не из легких — полетные скафандры делаются под фигуру, а Костя был чуть выше немца.

Незадачливый турист, раздетый догола — Костя не побрезговал натянуть даже его белье, сидел в сторонке и сосал указательный палец.

— У меня всего две-три минуты, — весело сказал Костя. — Так что не надо меня задерживать, Антон. Попытаешься встать на пути — убью.

Разумеется, мое появление для него неожиданностью не стало.

— Ракете не дадут взлететь, — сказал я. — На что ты рассчитываешь? Высшие знают, что ты задумал.

— Дадут, никуда не денутся, — спокойно ответил Костя. — Здесь неплохое ПВО, можешь мне поверить. И начальник охраны космодрома только что отдал все нужные приказания. Что, хочешь сказать, нанесут массированный удар баллистическими ракетами?

— Нанесут.

— Блеф, — сухо ответил Костя. — Удар со стороны китайцев или американцев исключен, начнется мировая война. Наши ракеты на Байконур не нацелены. Самолеты с тактическими зарядами не подпустят. У вас нет выхода. Расслабьтесь и получайте удовольствие.

Может он и прав.

А может быть, у Великих имелся план — как и Байконур сжечь атомным ударом, и мировую войну не спровоцировать.

Неважно.

Главное то, что для себя Костя уже все решил. Его не остановят. Сейчас его выведут и посадят в ракету... а что потом?

Что он сумеет сделать, сидя в железной бочке, когда на космодром переместятся порталами десяток Высших? И мигом прочистят мозги и начальнику охраны, и тем, кто должен нажать на кнопку “пуск”, и дадут команду на подрыв ракеты, и шарахнут “с плеча” портативным ядерным зарядом или активируют какой-нибудь секретный спутник с рентгеновским лазером?

Да ничего он не сделает!

Космический корабль — не автомобиль, который можно угнать! Запуск корабля — слаженный труд тысяч человек, и на каждом этапе достаточно “нажать кнопочку”, чтобы ни на какую орбиту корабль не вышел!

И даже будь Костя дураком — но он ведь сейчас Высший, он должен читать линии реальности, предвидеть будущее — и понимать, что его остановят.

А значит...

Значит космодром, ракета, взятые под контроль или усыпленные люди — это все фикция. Такая же, как и саратовский аэропорт. Не нужна ему никакая ракета! Как и самолет не был нужен!

Он откроет портал прямо в космос.

Тогда зачем же он рвался на Байконур? За скафандром? Ерунда. Звездный куда ближе, что-что, а уж рабочий скафандр подходящего размера там найдется.

Значит, не только за скафандром...

— Мне нужно читать заклинания, — сказал Костя. — Размазывать кровь по странице. В вакууме это не сделаешь.

Он поднялся, отстранил техников — те послушно вытянулись по стойке смирно.

— Придется открывать портал на станцию. А для этого надо знать ее точное расположение. И все равно возможны ошибки... даже неизбежны.

Я не чувствовал, как он читает мои мысли. Но он их читал.

— Ты все правильно понял, Антон. Я готов отправиться на станцию в любую секунду. Раньше, чем вы успеете что-либо сделать. И даже если Гесер с Эавулоном вывернутся наизнанку, вашей Силы не хватит. Я максимально силен, понимаешь? Я достиг абсолютной Силы! Выше просто ничего нет! Гесер мечтал, что твоя дочь станет первой такой волшебницей... — Костя усмехнулся. — Так вот, я — уже стал!

— Волшебницей? — я позволил себе улыбнуться.

— Абсолютным магом, — отрезал Костя. — И поэтому вам меня не победить. Вам не набрать большей Силы, понимаете? Я — абсолют!

— Ты — абсолютный нуль, — сказал я. — Ты — абсолютный вампир.

— Вампир, маг... какая разница? Я — абсолютный Иной.

— Ты прав, никакой. Мы все живем за счет человеческой Силы. И ты вовсе не самый сильный — ты самый слабый. Ты абсолютная пустота, в которую льется чужая Сила.

— Пусть даже и так, — Костя не стал спорить. — Это ничего не меняет, Антон! Вам меня не остановить и я выполню то, что задумал.

Он помедлил секунду, а потом сказал:

— А ведь ты все равно не станешь на мою сторону... О чем ты думаешь?

Я не ответил. Я тянул Силу.

От Гесера и Завулона, от Темных и Светлых, от добрых и злых. Где-то там, далеко, мне отдавали свои силы те, кого я люблю — и те, кого ненавижу. И сейчас для меня не было никакой разницы. Светлая это Сила, или Темная. Все мы были сейчас в одной лодке... в одной космической лодке, плывущей в абсолютной пустоте...

— Ну, ударь, — насмешливо сказал Костя. — Врасплох ты меня больше не застанешь.

“Бей”, — шепнул Гесер. “Бей Белым Маревом”.

Знание о том, что такое “белое марево” вползло в меня вместе со Светлой Силой. Знание страшное, пугающее — потому что даже сам Гесер применял это заклинание один-единственный раз и после этого поклялся не применять его никогда...

“Бей”, — посоветовал Завулон. “Лучше — Тенью Владык”.

Знание о том, что такое “тень владык” скользнуло в меня вместе с Темной Силой. Знание отвратительное, ужасающее — потому что даже Завулон никогда не рисковал поднять эти Тени с пятого слоя Сумрака...

“Бей”, — сказал Эдгар. “Саркофаг Времен. Только Саркофаг Времен!”

Знание о том, что такое “саркофаг времен” хлынуло в меня вместе с Силой Инквизиторов. Знание холодное, мертвящее — потому что применивший заклинание оставался в саркофаге вместе с жертвой — навсегда, до конца Вселенной...

— А если ему скафандр продырявить? — спросил Лас, стоя в дверях с пистолетом.

Абсолютный Иной.

Абсолютный нуль.

Самый сильный, самый слабый...

Я собрал отданную мне Силу — и вложил ее в заклинание седьмого уровня, одно из самых простых, которым владеет каждый Иной.

Щит Мага.

Наверное, еще никогда Силу не тратили так бессмысленно.

И, наверное, еще ни один маг в мире не был так надежно защищен.

От всего.

Белый сетчатый кокон возник вокруг меня. Нити кокона похрустывали от струящейся в них энергии — он уходил куда-то туда, в самые глубины мироздания, где теряется счет слоям Сумрака, где нет ни материи, ни пространства, ни времени — ничего, понятного человеку или Иному. — Ты... чего? — спросил Костя — и лицо его стало по-детски обиженным. — Ты что, Антон?

Я молчал. Стоял и смотрел на него. Пусть даже тени мысли не мелькнет на лице. Пусть он подумает то, что ему хочется подумать.

Пусть.

— Ты испугался? — спросил Костя. — Ты... да ты… ты трус, Антон!

Я молчал.

И Высшие молчали. Нет, не молчали, наверное. Орали, ругались, проклинали меня — потому что я ухнул всю собранную ими Силу в абсолютную защиту для себя самого.

Если сейчас по Байконуру ударит термоядерный заряд — я останусь целым и невредимым. Плавающим в облаке плазмы, вплавленным в кипящий камень — но абсолютно целым.

— Я даже и не знаю, что сказать... — развел руками Костя. — Да я и не собирался тебя убивать! Я все равно помню, что ты был моим другом!

Я молчал.

Прости, но я не могу сейчас назвать тебя другом. И потому ты не должен понять то, что понял я. Не должен прочитать мои мысли.

— Прощай, Антон, — сказал Костя.

Техники подошли к нему и опустили стекло гермошлема. Он еще раз посмотрел на меня сквозь стекло — непонимающе, обиженно. И отвернулся.

Я думал, что он откроет портал в космос прямо сейчас. Но Костя и впрямь готовился к прыжку основательно. Что и говорить, я никогда не слыша даже о попытках перенестись на борт летящего самолета, не то что космической станции.

Оставив космонавтов и персонал пребывать в оцепенении. Костя вышел из зала. Лас посторонился, покосился на меня, взглядом указывая на пистолет.

Я покачал головой и он не стал стрелять.

Мы просто пошли следом.

В зал управления полетами — где как сомнамбулы сидели за компьютерами техники и программисты.

Когда он успел подчинить всех своей воле?

Неужели сразу, как только оказался на Байконуре?

Обычный вампир легко держит под контролем одного-двух человек. Высший может управиться и с парой десятков.

Но Костя и впрямь стал Абсолютным Иным — весь отлаженный механизм огромного космодрома крутился сейчас вокруг него.

Косте приносили какие-то распечатки. Что-то показывали на экранах. Он слушал, кивал — и даже не смотрел в нашу сторону.

Умный парень. Хорошо образованный. Учился на физфаке, потом ушел на биологический, но физику с математикой, похоже, не разлюбил. Мне бы эти схемы и графики ничего не объяснили, а он готовился провесить магический портал на орбиту. Выйти в космос волшебными средствами — маленький шаг для Иного, огромный прыжок для всего человечества...

Только бы он не затянул.

Только бы не запаниковал Гесер.

Только бы не нанесли ядерный удар — это не поможет, и это ненужно, ненужно, ненужно!

Костя посмотрел на меня, лишь когда открыл призму портала. Посмотрел презрительно и обиженно. Губы за стеклом гермошлема шевельнулись и я понял: “прощай”.

— Прощай, — согласился я.

С чемоданчиком системы жизнеобеспечения в одной руке и с чемоданчиком, хранящим “Фуаран” в другой — Костя шагнул в портал.

Я поспешил снять шит — и чужая Сила, ухнула в пространство, растекаясь вокруг.

“Как ты все это объяснишь?” — спросил Гесер.

— Что именно? — я сел на подвернувшийся стул. Меня колотило. На сколько там хватает кислорода в легком полетном скафандре, вовсе не предназначенном для выхода в космос? На пару часов? Вряд ли больше.

Косте Саушкину оставалось жить совсем немного.

“Почему ты уверен...” — начал Гесер. Замолк. И мне даже показалось, что я слышу какой-то обмен репликами между ним и Завулоном. Что-то о приказах, которые надо отменить, о бомбардировщиках, которым требуется вернуться на аэродромы. О команде магов, которая станет заметать следы творившихся на Байконуре безобразий. Об официальной версии сорванного старта.

— Что случилось-то? — спросил Лас, садясь рядом. Техник, которого он бесцеремонно согнал со стула, недоуменно озирался. Люди вокруг приходили в себя.

— Все, — сказал я. — Все кончилось. Все почти кончилось.

Но я знал, что это еще не конец. Потому что где-то высоко в небе, выше облаков, в холодном звездном свете, кувыркается в украденном скафандре Абсолютный Иной Костя Саушкин. Пытается — и не может открыть портал. Пытается — и не может достичь проплывающей мимо станции. Пытается — и не может вернуться на Землю.

Потому что он — Абсолютный Нуль.

Потому что все мы — вампиры.

И там, за пределами теплой, живой Земли, вдали от людей и животных, растений и микробов, от всего того, что дышит, шевелится, спешит жить — мы все становимся абсолютными нулями. Лишенными дармовой Силы, что позволяет нам так красиво и ярко бросать друг в друга шаровые молнии, исцелять болезни и наводить порчу, превращать кленовый лист в банкноту, а прокисшее молоко — в выдержанный виски.

Вся наша Сила — чужая.

Вся наша Сила — слабость.

И это то, чего не мог понять и не хотел принять хороший парень Костя Саушкин.

Я услышал смех Завулона — далеко-далеко, в городе Саратове, стоя с бокалом пива под зонтиком летнего кафе, Завулон всматривался в вечереющее небо — искал в нем новую быструю звезду, чей полет будет ярок, но недолог.

— Вроде как ты плачешь, — сказал Лас. — Только слез нет.

— Верно, — ответил я. — Слез нет, сил нет. Обратный портал не открою. Придется лететь самолетом. Или подождать группу зачистки, может, помогут.

— Кто вы такие? — спросил техник. — А? Что происходит?

— Мы — инспекция министерства здравоохранения, — сказал Лас. — И лучше бы вы объяснили, кто додумался сжигать скошенную коноплю у воздухозаборников системы вентиляции;

— К-какую коноплю? — начал заикаться техник.

— Древовидную! — отрезал я. — Пошли, Лас. Мне еще положено дать тебе необходимые объяснения.

Мы вышли из зала — навстречу бежали какие-то сотрудники, какие-то солдаты с автоматами. Бардак был такой, что на нас внимания не обращали — а может быть, нас прикрывали остатки магического щита. В конце коридора мелькнула розовая задница немецкого туриста — он бежал вприпрыжку, так и не вынув палец изо рта. За ним спешили двое в белых халатах.

— Слушай сюда, — сказал я Ласу. — Кроме обычного, человеческого мира, который доступен глазу, существует еще и сумеречный мир. Попасть в Сумрак могут только те...

Я сглотнул и запнулся — мне снова представился Костя. Совсем давнишний Костя, еще ничего не умеющий пацан-вампир...

“Смотри, я трансформируюсь! Я — ужасная летучая мышь! Я лечу! Я лечу!”

Прощай. У тебя и впрямь получилось.

Ты летишь.

— Попасть в Сумрак могут только те, кто обладает... — продолжил я.

ЭПИЛОГ

Семен вошел в кабинет вместе с Ласом — подталкивая того перед собой, будто пойманного с поличным мелкого Темного колдуна. Лас вертел в руках туго свернутую бумажную трубочку и все старался спрятать ее за спину.

Семен плюхнулся в кресло и буркнул:

— Твой протеже.. Антон: Ты и разбирайся.

— Что случалось? — насторожился я.

Лас вовсе не выглядел виноватым. Так, слегка смущенным.

— Второй день стажировки, — сказал Семен. — Простейшие, элементарные поручения. Даже не связанные с магией...

— Ну? — подбодрил я.

— Попросил его встретить в аэропорту господина Сисукэ Сасаки из токийского Дозора...

Я хмыкнул. Семен побагровел:

— Это обычное японское имя! Не смешнее, чем Антон Сергеевич!

— Да я понимаю, — согласился я. — Это тот самый Сасаки, что вел дело девочек-оборотней в девяносто четвергом?

— Тот самый, — Семен заерзал в кресле. Лас продолжал стоять у дверей. — Он проездом в Европу, но что-то собирался обсудить с Гесером.

— И что случилось?

Семен возмущенно посмотрел на Ласа. Откашлялся и сказал:

— Господин стажер очень интересовался у меня, знает ли уважаемый Сасаки русский. Я объяснил, что не знает. Тогда господин стажер отпечатал на принтере плакатик и отправился встречать японца в Шереметьево... Да покажи ты плакат!

Лас со вздохом развернул рулончик.

Очень крупным шрифтом были напечатаны иероглифы японского имени. Не поленился Лас, поставил японские драйвера.

А повыше — шрифтом чуть поменьше — было напечатано:

“Второй московский конгресс жертв насильственного заражения холерой”.

Сохранить каменное лицо стоило мне огромных усилий.

— Зачем ты это написал? — спросил я.

— Я всегда так иностранцев встречаю, — обиженно сказал Лас. — И своих деловых партнеров, и родственников — у меня за рубежом родня есть... Если они по-русски ни слова — я крупно печатаю имя на их родном языке, а поменьше — что-нибудь смешное на русском. Например: “Конференция транссексуалов нетрадиционных ориентации”, “Европейский фестиваль глухонемых музыкантов и исполнителей”, “Форум активистов всемирного движения за полное половое воздержание”... И стою с плакатиком вот так... поворачиваюсь во все стороны, чтобы все встречающие увидели...

— Это я уже понял, — сказал я. — Я другое хочу узнать — зачем ты все это пишешь?

— Когда человек из таможни выходит — уже всему залу интересно узнать, кто он такой, — невозмутимо пояснил Лас. — При его появлении все улыбаются, многие аплодируют, свистят, машут руками. Человек-то все равно не понимает, почему такая реакция! Он видит только то, что все ему радуются, замечает свое имя — и ко мне. А я плакат быстро свертываю, веду его в машину. Человек потом всем рассказывает — какие замечательные, дружелюбные люди в России! Его все встречали улыбками!

— Балда, — с чувством сказал я. — Это человек. А Сасаки — Иной. Высший Иной, между прочим! Он русского не знает, но смысл надписей воспринимает на понятийном уровне!

Лас вздохнул и потупился:

— Да понял уже... Ну, если виноват — гоните в шею!

— Господин Сасаки обиделся? — спросил я. Семен пожал плечами.

— Когда я все объяснил, то господин Сасаки изволил долго смеяться, — сообщил Лас.

— Пожалуйста, — попросил я. — Не делай так больше.

— Вообще?

— Хотя бы с Иными!

— Конечно не стану! — пообещал Лас. — Смысл шутки теряется.

Я развел руками. Посмотрел на Семена. — Подожди меня в коридоре, — велел Семен. — Плакат оставь!

— Вообще-то я коллекцию... — начал было Лас, но плакат оставил и вышел,

Когда дверь закрылась, Семен усмехнулся, взял плакат и снова свернул. Сообщил:

— Пройдусь по отделам, повеселю народ... Ты как?

— Ничего, — я откинулся в кресле. — Обживаюсь.

— Высший... — протянул Семен. — Ха... А говорили — выше головы не прыгнешь. Высший маг... Какую карьеру сделал, Городецкий!

— Семен... я-то тут ни при чем. Так получилось.

— Да знаю, знаю... — Семян встал, прошелся по кабинету. Маленький конечно кабинет, но все-таки... — Заместитель по кадрам... ха. Темные теперь станут мутить воду. С тобой и Светланой у нас четверо высших. А у Дневного, без Саушкина, остался один Завулон...

— Пусть рекрутируют к себе кого-нибудь из провинции, — сказал я. — Я не против. А то дождемся нового визита Зеркала.

— Мы теперь ученые, — кивнул Семен. — Мы на ошибках всегда учимся.

Он двинулся к двери, почесывая живот сквозь линялую футболку — мудрый, добрый, усталый Светлый маг. Мы все становимся мудрыми и добрыми, когда устаем. У двери остановился, задумчиво посмотрел на меня:

— Жалко Саушкина. Хороший был парень, насколько это возможно... для Темного. Ты сам-то сильно переживаешь?

— У меня не было выбора, — сказал я. — И у него не было... и у меня. Жаль.

Семен кивнул:

— И “Фуаран” жалко...

Костя сгорел в атмосфере через сутки после своего прыжка на орбиту. Все-таки это оказалась не слишком точная орбита.

И дипломат сгорел вместе с ним. Их держали в лучах локаторов до последней минуты. Инквизиция требовала организовать запуск шаттла, подобрать книгу, но для этого не хватило времени.

Что по мне — так и замечательно, что не хватило.

Возможно он даже был жив, когда на высоте сотни километров его скафандр начал гореть под огненными поцелуями атмосферы. Все-таки он был вампир, и кислород для него не так важен, как для обычного Иного — как и перегрев, и переохлаждение, и прочие прелести космоса, поджидающие космонавта в легком полетном скафандре. Я не знаю и не стану рыться в справочниках. Хотя бы потому, что никому не дано узнать, что страшнее — смерть от удушья, или смерть в огне. Ведь никто не умирает дважды — даже вампиры.

“Смотри, я страшный бессмертный вампир! Я умею превращаться в волков и летучих мышей! Я летаю!”

Семен вышел, не сказав больше ни слова, а я долго сидел и смотрел в окно — на чистое безоблачное небо. Небо не для нас.

Нам не дано летать.

И все что мы можем — это постараться не падать.

Конец