История
третья
Глава 5
Как сказал
герой одного старого злого анекдота — “а жизнь-то налаживается!”
Пассажиры
штабного вагона сидели в своих купе и пустыми глазами таращились в окна.
Проходившие по вагону люди почему-то ускоряли шаг и не смотрели по сторонам. В
закрытом купе, вместе с двумя упакованными в черные пластиковые мешки телами,
отлеживался раненый инквизитор, которого уже с четверть часа пользовал лечебными
заклинаниями его коллега. Еще два инквизитора стояли на страже у входа в наше
купе.
— Как ты
догадался? — спросил Эдгар.
Челюсть мне он
исцелил минуты за три, после того, как помог раненому товарищу.
Я не стал его,
спрашивать, что там было — простой ушиб, трещина или перелом. Починил — и ладно.
Вот только два передних зуба остались выбитыми и касаться их языком было
неприятно.
— Я кое-что
вспомнил про “Фуаран”... — сказал я. В суматохе первых минут после бегства Кости
у меня было время кое-что придумать. — Ведьма... ну, Арина, она говорила, что по
легендам заклинания из “Фуарана” действуют, если есть кровь двенадцати человек.
Хотя бы чуть-чуть крови...
— Почему не
сказал раньше? — резко спросил Эдгар.
— Значения не
придал. Тогда вся история с “Фуараном” казалась чистой выдумкой... А тут Костя
упомянул, что его коктейль состоит из крови двенадцати доноров... и до меня
дошло.
— Понятно. У
Витезслава не было под рукой дюжины человек, — кивнул Эдгар. — Если бы ты сказал
сразу... если бы ты сказал...
— Ты знал про
состав коктейля?
— Да, конечно.
В Инквизиции обсуждали “коктейль Саушкина”. Никаких чудес эта штука не делает,
силу выше, чем от природы дано — не подымет. Но, действительно, позволяет
вампиру подняться до своего максимума не убивая людей...
— Подняться
или опуститься? — спросил я.
— Если не
убивая — то подняться, — сухо ответил Эдгар. — А ты и не знал... ну, дела...
Я смолчал.
Да, не знал.
Не хотел ничего знать. Молодец я. И теперь двое инквизиторов лежат в черном
полиэтилене и никто уже им не поможет...
— Оставим это,
— решил Эдгар. — Что толку теперь... Он летит, видишь?
Я покосился на
“компас”. Да... пожалуй. Расстояние до Кости, точнее — до книги, не менялось,
хотя поезд мчался со скоростью не меньше семидесяти-восьмидесяти километров в
час. Значит — летит следом. Не убегает!
— Ему
действительно что-то нужно в Средней Азии... — растерянно сказал Эдгар. — Вот
только что?
— Надо вызвать
Великих, — сказал я.
— Сами придут,
— отмахнулся Эдгар. — Я им все сообщил, портал провесил... они решают, что
делать.
— Понимаю, что
они там решают, — пробормотал я. — Завулон требует отдать ему проштрафившегося
Костю. А главное — “Фуаран”.
— Никто книги
не получит, успокойся.
— Кроме
Инквизиции?
Эдгар
промолчал.
Я уселся
поудобнее. Потрогал челюсть.
Не болит.
Но зубы жалко.
Придется либо идти к стоматологу, либо к целителю. Но беда в тон, что даже самые
лучшие светлые целительницы не умеют лечить зубы безболезненно! Не умеют — и все
тут...
Стрелочка
“компаса” подрагивала, держа направление. Расстояние не менялось — километров
десять-двадцать.
Значит, Костя разделся, превратился в летучую мышь... или в какую-то другую
тварь? В гигантскую крысу, в волка... Не важно. Превратился в мышь и летит за
поездом, сжимая в лапах узел с одеждой и книгой. Где же он ее прятал, паршивец?
На теле? В потайном кармане одежды?
Паршивец... но
какая выдержка! Какая наглость и смелость — охотиться на самого себя,
придумывать какие-то версии, советовать...
Всех обвел.
Но зачем?
Захотелось абсолютной власти? Шанс победить все-таки невелик, а Костя никогда не
отличался чрезмерным честолюбием. Нет, честолюбив, конечно, но без маниакальных
идей о власти над мирон.
А почему не
убегает сейчас? На его руках — кровь троих инквизиторов. Такое уже не простят,
хоть с повинной иди, хоть книгу возвращай. Ему бы бежать... для гарантии —
уничтожив книгу, к которой привязано следящее заклятие. Нет, тащит книгу с собой
и следует рядом с поездом. Безумие какое-то... Или он еще рассчитывает на
диалог?
— Как ты хотел
выявить Витезслава среди пассажиров? — спросил я Эдгара.
— Что? —
погруженный в свои мысли Инквизитор ответил не сразу. — Да ерунда, то же самое,
что ты использовал, непереносимость спирта. Обрядились бы в белые халаты и
прошли с медобследаванием по всем вагонам. На предмет поиска больных атипичной
пневмонией. И каждому давали бы градусник, обильно смоченный спиртом. Кто не
сможет его взять руками или получит ожог — тот наш подозреваемый.
Я кивнул.
Могло и прокатить. Конечно, мы при этом рисковали, но рисковать — наша работа. А
Великие были бы где-нибудь поблизости,
“на
подхвате”, чтобы в случае нужды ударить всей силой.
— Портал
открывается... — Эдгар схватил меня за руку, потянул на полку. Мы уселись рядом,
поджав ноги. В купе возникло дрожащее белое сияние. Послышался негромкий возглас
— Гесер, выходя из портала, приложился головой о полку.
Следом
появился Завулон — в отличии от шефа благостный и улыбающийся.
Гесер, потирая
макушку, мрачно посмотрел на нас, пробурчал:
— Еще бы в
“Запорожец” портал провесили... Как ситуация?
— Пассажиры
умиротворены, кровь смыли, пострадавшего лечат, — отрапортовал Эдгар. —
Подозреваемый Константин Саушкин движется параллельно поезду со скоростью
семьдесят километров в час.
— Чего уж
теперь... “подозреваемый”... — едко произнес Завулон. — Ах, какой был способный
мальчик... какой перспективный.
— Не везет
тебе на перспективных, Завулон, — тихо сказал Эдгар. — Как-то они у тебя не
задерживаются.
Два темных
мага смерили друг друга неприязненными взглядами. У Эдгара с Завулоном давние
счеты — еще с той истории с Фафниром и финской сектой. Никто не любит быть
пешкой.
— Воздержитесь
от колкостей, господа, — попросил Гесер. — Я тоже мог бы кое-что сказать... и в
твой адрес Завулон, и в твой, Эдгар... Насколько он силен?
— Очень силен,
— все еще глядя на Завулона, сказал Эдгар. — Парень и без того был Высшим...
— Вампиром, —
Завулон презрительно усмехнулся.
— Высшим
Вампиром. Конечно, опыта мало... вам он уступал. Но использовав книгу он стал
сильнее Витезслава. А это уже серьезно. Я склонен считать, что Витезслав стоял
на одном уровне с вами, Великие.
— Как он
упокоил Витезслава? — спросил Завулон. — Версии есть?
— Теперь —
есть, — кивнул Эдгар. — У вампиров существует своя иерархия. Мальчик вызвал его
на поединок за лидерство. Это... не очень зрелищно. Схватка разумов, поединок
воли. Что-то вроде игры в гляделки. Несколько секунд — и один уступает,
полностью покоряется чужой воле. Когда Инквизиции приходилось сталкиваться с
вампирами, Витезслав легко подчинял их себе. Но в этот раз он проиграл.
— И погиб, —
кивнул Завулон.
— Это не
обязательный финал, — заметил Эдгар.
— Костя мог
сделать его своим рабом. Но... либо побоялся потерять контроль, либо решил идти
до конца. В общем — он приказал Витезславу развоплотиться. И тот был вынужден
подчиниться.
— Способный
мальчик, — с иронией сказал Гесер.
— Не стану
врать, окончательная гибель Витезслава меня не огорчает... Ладно, Константин
стал сильнее Витезслава. Оцени его силу?
Эдгар пожал
плечами:
— Как? Он
сильнее меня. Предполагаю — сильнее каждого из вас. Возможно, сильнее всех нас
вместе взятых.
— Не гони
панику, — пробормотал 3авулон. — Он неопытен. Магия — не соревнование силачей,
магия
— это
искусство. Если в твоих руках шпага, то важно нанести точный укол, а не ударить
со всей дури...
—
Я не паникую,
— мягко сказал Эдгар. — Я лишь оцениваю его силу. Очень высока. Я применил
“хрустальный щит” — Костя его едва не продавил.
Великие
переглянулись.
— “Хрустальный
щит”
не продавливается, — заметил Гесер. — Да и откуда у тебя... впрочем, понимаю.
Снова артефакты из спецхрана.
— Он едва не
пробил щит, — повторил Эдгар.
— Ты-то как
выжил? — спросил меня Гесер. То ли мне почудилось, то ли в его голосе и впрямь
появилась нотка сочувствия.
— Костя не
хотел меня убивать, — просто сказал я. — Он пер на Эдгара... я вначале ударил
“серым молебном”... — Гесер одобрительно кивнул, — ...а
потом под руку подвернулась водка — плеснул в лицо. Костя завелся. Но все равно
не хотел меня убивать. А тут отвлекся на инквизиторов, разметал их
— и
ушел.
— Чисто
русский способ — решать проблемы при помощи стакана водки, — мрачно сказал
Гесер. — Зачем? Зачем ты его дразнил? Он же не новичок. Неужели непонятно было —
не справишься? А мне потом везти Светлане твои останки?
— Я и сам
завелся, — признался я. — Слишком все неожиданно было. А уж когда Костя стал
звать — “пошли со мной, я зла не хочу...”
— 3ла он не
хочет, — горько сказал Гесер. — Вампир-реформатор. Прогрессивный властелин
мира...
— Гесер, надо
что-то решать, — тихо сказал Завулон. — Я могу поднять истребители с военного
аэродрома.
Маги
замолчали.
Я представил
себе, как реактивные истребители гоняются в небе за летучей мышью, палят по ней
из пушек и пускают ракеты...
Фантасмагория.
— Тогда уж
вертолеты... — задумчиво сказал Гесер. — Нет. Это ерунда, Завулон. Людей он
сметет с пути.
— Все-таки
бомба? — с любопытством произнес 3-авулон.
— Нет! — Гесер
замотал головой. — Нет. Не здесь. Да и не выйдет уже... он настороже. Бить надо
магией.
Завулон
кивнул. И вдруг тонко захихикал.
— Что такое? —
спросил Гесер.
— Всю жизнь
мечтал, — сказал Завулон. — Веришь, старый враг? Мечтал поработать с тобой в
паре! Видно и впрямь…
от ненависти до любви...
— Все-таки ты
полный отморозок, — тихо сказал Гесер.
— Мы все на
голову ушибленные, — хихикнул Завулон. — Ну, что? Ты и я? Или подтянем наших?
Пусть покачают силу, мы встанем на острие удара. Гесер покачал головой.
— Нет,
Завулон. Нам к Константину соваться не стоит. У меня есть другое предложение...
Он посмотрел
на меня.
Я пощупал
языком осколок зуба. Как неудачно вышло...
— Я готов,
Гесер.
— Шансы есть,
— одобрительно кивнул Завулон.
— Раз уж у
Кости остались какие-то сентиментальные соображения... вот только сможешь ли ты
ударить, Антон?
Я ответил не
сразу. Я действительно задумался.
Речь не об
аресте. Бить придется наверняка и насмерть. Стать острием, центром силы, которую
будут качать в меня Гесер, Завулон, Эдгар... может быть — и другие маги. Да, я
менее опытен, чем Великие. Но у меня есть шанс приблизиться к Косте без боя.
Исходя из те я
самых “сентиментальных соображений”.
Альтернатива
простая — Великие соберут все силы в кулак. И даже сила Надюшки им потребуется
— и
Гесер будет требовать от Светланы инициировать нашу дочь...
Альтернативы
нет.
— Я убью
Костю, — сказал я.
— Не так, —
тихо произнес Гесер. — Не то говоришь, дозорный!
— Я упокою
вампира, — прошептал я. Гесер кивнул. — И не рефлексируй, Городецкий, — добавил
Завулон. — Не жуй свои интеллигентские сопли. Нет на свете хорошего мальчика
Кости. Да и не было никогда. Пусть он не убивал людей ради крови, но он —
вампир. Нежить.
Гесер
одобрительно кивнул.
Я на миг
закрыл глаза.
Нежить.
У него нет
чего-то, что мы для простоты называем. душой.
Какой-то
составляющей, неуловимой даже для нас. Иных. С самого раннего детства — спасибо
родителям-вампирам. Он рос, участковый врач слушала его сердце и восхищалась
здоровьем мальчика. Он превратился из мальчика в мужчину и ни одна девушка не
сказала, что его губы холодны при поцелуе. Он мог бы иметь детей — самых обычных
детей от самой обычной человеческой женщины.
Но все это —
не-жизнь.
Все это взаймы, все это украдено — и когда Костя умрет, его тело мгновенно
рассыплется в прах... потому что оно давным-давно мертво.
Мы все
приговорены к смерти с самого рождения.
Но мы, хотя
бы, можем дожить до смерти.
— Оставьте нас
с Антоном, — произнес Гесер. — Я попробую его подготовить.
Я слышал, как
встали Завулон и Эдгар. Вышли в коридор, закрылась дверь. Что-то зашелестело —
видимо, Гесер прикрыл нас от наблюдения. А потом спросил:
— Переживаешь?
— Нет, — я
покачал головой, так и не открывая глаз. — Размышляю. Костя ведь, все-таки,
пытался вести себя не как вампир...
— И до чего
додумался?
— Он не
выдержит, — я открыл глаза и посмотрел в лицо Гесера. — Он не выдержит,
сорвется. Физиологическую потребность в живой крови он сумел погасить, а вот все
остальное... он не-живой среди живых и тяготится этим. Рано или поздно Костя
сорвется.
Гесер ждал.
— Он уже
сорвался, — сказал я. — Когда убил Витезслава и инквизиторов... один из
инквизиторов был Светлым, верно?
Гесер кивнул.
— Я все сделаю
как надо, — пообещал я. — Мне жалко Костю, но тут уж ничего не поделать.
— Я в тебя
верю, Антон, — сказал Гесер. — А теперь спрашивай то, что ты действительно хотел
спросить.
— Что вас
держит в Ночном Дозоре, шеф? — спросил я.
Гесер
улыбнулся.
— Мы все, по
большому-то счету, одной грязью мазаны, — сказал я. — Мы боремся не с Темными,
мы боремся с теми, кого и Темные-то отвергают... с психопатами, маньяками,
беспредельщиками. По понятным причинам таких больше среди вампиров и оборотней.
Так ведь и Темные... Дневной Дозор ловит тех Светлых, кто хочет разом всех
облагодетельствовать... по сути — тех, кто может раскрыть людям факт нашего
существования. Инквизиция... она вроде бы над схваткой, а на деле — следит,
чтобы Дозоры не восприняли свою функцию всерьез. Чтобы Темные не стали
стремиться к формальной власти над миром людей, чтобы Светлые не стали
искоренять Темных начисто... Гесер, Ночной и Дневной Дозоры — это две половинки
одного целого!
Гесер молчал.
Смотрел на меня и молчал.
— Это...
специально так было задумано? — спросил я. И сам же себе ответил: — Да,
наверное. Молодежь, только что инициированные Иные — могли бы не принять общий
для Светлых и Темных Дозор. Как же так — идти в патруль с вампиром! Я бы сам
возмутился... И вот — созданы два Дозора, низшие чины с азартом ловят друг
друга, руководство интригует — от скуки и ради поддержания формы. А
начальство-то общее!
Гесер вздохнул
и достал сигару. Срезал кончик, закурил.
— Я, дурак,
все время думал, — пробормотал я, не отрывая взгляда от Гесера. — Как вообще мы
существуем? Вот Дозор Самары, вот Дозор Великого Новгорода, вот Дозор поселка
Киреевский Томской области. Все вроде бы самостоятельны. По сути — при всех
проблемах бегут к нам, в Москву... Хорошо, это не оформлено де-юре, но де-факто
— Московский Дозор руководит Дозорами всей России.
— А также трех
государств СНГ... — пробормотал Гесер. Выпустил клуб дыма. Дым стал собираться в
воздухе плотный густым облаком, не расползаясь по
купе.
— Хорошо, а
что дальше? — спросил я. — Но как взаимодействуют независимые Дозоры России и, к
примеру, Литвы? А России, Литвы, США и Уганды? В человеческом мире все понятно,
у кого дубинка больше и кошелек толще — тот и заказывает музыку. Но ведь
российские Дозоры покруче американских! Я даже думаю...
— Самый
сильный Дозор — французский, — скучным голосом сказал Гесер. — Сильный, хоть и
крайне ленивый. Удивительный феномен. Не можем понять, с чем это связано — ну не
с потреблением же сухого вина и устриц в немыслимых масштабах...
— Дозорами
правит Инквизиция, — сказал я. — Не споры разрешает, не отступников наказывает,
а именно правит. Дает разрешение на те или иные социальные эксперименты,
назначает и снимает руководство…
переводит из Узбекистана в Москву... Есть Инквизиция — и у нее есть два рабочих
органа. Ночной и Дневной Дозоры. И единственная цель Инквизиции — сохранение
существующего статус-кво.
Потому что победа Темных или Светлых — это все равно поражение Иных в целом.
— Что дальше,
Антон? — спросил Гесер. Я пожал плечами.
— Дальше? А
дальше ничего. Люди живут своей маленькой людской жизнью. Радуются маленький
людским радостям. Кормят нас своим теплом... и поставляют новых Иных. Те Иные, у
кого амбиций поменьше — живут почти обычной жизнью. Только сытнее, здоровее и
дольше, чем обычные люди. Те, кому неймется, кому хочется схваток и приключений,
идеалов и борьбы — идут в Дозоры. Те, кто разуверился в Дозорах — идут в
Инквизицию.
— Ну и? —
подбодрил меня Гесер.
— Вы-то что
делаете в Ночном Дозоре, шеф? — спросил я. — Не надоело... за тысячи лет?
— Допустим,
мне до сих пор нравятся схватки и приключения.. — произнес Гесер. — А?
Я покачал
головой:
— Нет, Борис
Игнатьевич. Не верю. Я вас видел... другим. Слишком усталым. Слишком
разочарованным.
— Тогда
предположим, что я все-таки хочу покончить с Завулоном, — спокойно сказал Гесер.
Я подумал
секунду:
— Тоже не
выходит. Сотни лет... кто-то из вас уже прикончил бы другого. Завулон тут
говорил, что магия — как удар шпаги. Так вот, вы не на шпагах деретесь, а на
спортивных рапирах. Обозначаете укол, а не протыкаете врага.
Гесер помедлил
и кивнул. Еще одна плотная струйка дыма вонзилась в сизое табачное облачко.
— Как ты
думаешь, Антон, а можно прожить тысячи лет и по-прежнему жалеть людей?
— Жалеть? —
уточнил я. Гесер кивнул:
— Именно
жалеть. Не любить — не в наших силах любить весь мир. Не восхищаться — мы
слишком хорошо знаем, что это такое — человек.
— Жалеть,
наверное, можно, — кивнул я. — Но к чему ваша жалость, шеф? Она пуста и
бесплодна. Иные не делают человеческий мир лучше.
— Делаем,
Антон. Как бы там ни было, но делаем. Поверь старику, который многое повидал.
— Но
все-таки...
— Я жду чуда,
Антон.
Я
вопросительно посмотрел на Гесера.
— Не знаю,
какого именно. Что все люди обретут способности Иных. Что все Иные вновь станут
людьми. Что однажды, все-таки, деление пройдет не по признаку “человек или
Иной”, а по признаку “хороший или плохой”, — Гесер мягко улыбнулся. — Совершенно
не представляю, как такое может произойти и произойдет ли когда-либо. Но если
это все-таки случится... я предпочту быть на стороне Ночного Дозора. А не в
Инквизиции — могучей, умной, правильной, всемогущей Инквизиции.
— Может быть,
того же ждет и Завулон? — спросил я.
Гесер кивнул:
— Может быть.
Не знаю. Но лучше знакомый старый враг, чем молодой непредсказуемый отморозок.
Считай меня консерватором, но я предпочитаю рапиры и Завулона, чем бейсбольную
биту и прогрессивного Темного мага.
— А что вы
посоветуете мне?
Гесер развел
руками:
— Посоветую?
Самому принять решение. Ты можешь уйти и жить обычной жизнью. Ты можешь пойти в
Инквизицию... я не стану возражать. И ты можешь остаться в Ночном Дозоре.
— И ждать?
— И ждать.
Хранить в себе то, человеческое, что еще осталось. Не упасть в экстаз и
умиление, навязывая людям ненужный им Свет. Не свалиться в цинизм и презрение,
возомнив себя чистым и совершенным. А самое трудное — не разочароваться, не
разувериться, не стать равнодушным.
— Невелик
выбор... — сказал я.
— Ха! — Гесер
улыбнулся. — Радуйся, что он вообще существует.
За окнами
мелькали окраины Саратова. Поезд сбавлял ход.
Я сидел в
пустом купе и смотрел на крутящуюся стрелку.
Костя
продолжал следовать за нами.
Чего он ждет?
В наушниках
звучал голос Арбенина:
От обмана
до обмана
С неба
льется только манна.
От сиесты
до сиесты
Кормят
только манифесты.
Кто-то
убыл, кто-то выбыл,
Я всего
лишь сделал выбор.
И я
чувствую спиною:
Мы —
другие, мы — иное.
Я покачал
головой. Мы — Иные. Но даже если не станет нас — люди все равно разделятся на
людей и Иных. Чем бы эти Иные не отличались.
Люди не могут
без Иных. Помести на необитаемый остров двоих — будет тебе человек и Иной. А
отличие
в том, что Иной всегда тяготится своей инаковости. Людям проще. Они не
комплексуют. Они знают, что они люди — и такими должны быть. И все обязаны быть
такими. Все и всегда.
Мы стоим
посередине.
Мы горим
костром на льдине
И пытаемся
согреться.
Маскируя
целью средства.
Догораем до
души
В
созерцающей глуши.
Дверь
открылась, в купе вошел Гесер. Я стянул наушники.
— Смотри, —
Гесер положил на стол “палм”. На экране ползла по карте точка — наш поезд. Гесер
мимолетно глянул на компас, кивнул — и уверенно прочертил стилом на экране
жирную линию.
— Что это? —
спросил я, глядя на прямоугольник, в который упиралась траектория движения
Кссти. И сам же ответил: — Аэропорт?
— Именно. Не
ждет он никаких переговоров, — Гесер ухмыльнулся. — Рвет по кратчайшей к
аэродрому.
— Это военный?
— Нет,
гражданский. Какая разница? Шаблоны знаний по пилотажу у него есть.
Я кивнул. Все
оперативники имеют “про запас” наборы полезных навыков — управление автомобилем,
самолетом, вертолетом, первая медицинская помощь, рукопашный бой... Конечно,
шаблоны не дают полноценный навыков, опытный водитель обгонит Иного с шаблоном
водителя, хороший врач оперирует несравнимо лучше. Но поднять в воздух любое
транспортное средство Костя сможет.
— Это даже
хорошо, — сказал я. — Поднимем истребители и...
— А если
пассажиры? — резко спросил Завулон.
—
Все лучше, чем поезд, — тихо сказал я. — Меньше жертв.
И что-то во
мне болезненно сжалось в этот миг. Я впервые взвесил на невидимых весах
целесообразности человеческие жертвы — и счел одну чашу легче другой.
— Не
поможет... — сказал Гесер. И добавил: — К счастью. Что ему разрушенный самолет?
Обернется летучей мышью и спустится.
За окном
показался перрон. Тепловоз загудел, приближаясь к вокзалу.
— Ядерные
зенитные ракеты, — упрямо сказал я. Гесер посмотрел на меня с удивлением.
Сказал:
— Да ты что?
Какие ядерные заряды... давно сняты с вооружения. Разве что вокруг Москвы пояс
ПРО... Но он не на Москву пойдет.
— А куда? —
насторожился я.
— Откуда мне
знать? Твоя задача, чтобы он никуда не ушел, — отрезал Гесер. — Так! Он
остановился!
Я посмотрел на
компас. Расстояние между нами и Костей начало увеличиваться. Летел он, подобно
летучей мыши, или бежал, словно Серый Волк из сказки — но теперь Костя
остановился.
Вот только
интересно, что Гесер даже не смотрел
на
“компас”.
— Аэропорт, —
с удовлетворением сказал Гесер. — Все, разговоры кончились. Иди. Реквизируй кого-нибудь
с хорошей машиной — и дуй в аэропорт.
— А... — начал
я.
— Никаких
артефактов, почует, — спокойно возразил Гесер. — И никаких спутников. Он всех
нас сейчас чувствует, понимаешь? Bees! Двигай!
Зашипели
тормозные колодки, поезд остановился. Я еще на миг остановился в дверях — и
услышал:
— Да, именно
“серый молебен”. Не надо усложнять. Мы тебя так накачаем, что его по летному
полю киселем размажет.
Все. Похоже,
шеф на таком взводе, что разговаривать с ним уже не нужно — он слышит мои мысли,
прежде чем они оформятся из в слова.
В коридоре я
прошел мимо Завулона — и невольно дернулся, когда тот одобрительно похлопал меня
по спине.
Завулон не
обиделся. Сказал:
— Удачи,
Антон! Мы надеемся на тебя!
Пассажиры
смирно сидели по купе. Только
начальник поезда, что-то говорящий в микрофон, проводил меня стеклянным
взглядом.
Я сам открыл
дверь в тамбуре, спустил подножку и спрыгнул на перрон. Как-то все быстро.
Слишком быстро...
А на вокзале
была обычная толкотня. Шумная компания, вывалившаяся из соседнего вагона,
громогласно вопрошала: “где тут бабушки с ней, родимой?” “Бабушки” — в возрасте
от двадцати до семидесяти, уже спешили на зов. Будет сейчас и водочка, и пивко,
и окорочки жареные, и пирожки с подозрительной начинкой.
— Антон!
Я повернулся.
Рядом стоял Лас с перекинутой через плечо сумкой. Изо рта у него торчала
незажженная сигарета, вид был благостный и умиротворенный.
— Тоже
выходишь? — спросил Лас. — Может тебя куда подкинуть? Меня машина ждет.
— Хорошая
машина? — уточнил я.
— Вроде
“Фольксваген”, — Лас поморщился. — Годится? Или ты только на “Кадиллак”
согласен?
Я обернулся,
посмотрел на окна штабного вагона. Гесер, Завулон и Эдгар смотрели на меня.
— Годится, —
мрачно сказал я. — Ну... извини. И впрямь очень спешу, машина нужна. Обращаю
тебя...
— Так пошли,
чего стоять, если спешишь? — спросил Лас, оборвав стандартную формулу вербовки
волонтера.
И так ловко
ввинтился в толпу, что мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Мы пробились
через бестолковое вокзальное телодвижение, вышли на привокзальную площадь. Я
догнал Ласа, тронул за плечо:
— Обращаю...
— Да вижу,
вижу! — отмахнулся Лас. — Привет, Рома!
Подошедший к;
нам мужчина, хотя почему-то хотелось сказать — гражданин, был довольно высок
как-то по-детски упитан — весь округлый, плавный, чуть ли не в перетяжечках.
Ротик маленький, губки куриной гузкой, глазки тоже маленькие, даже под очками
невыразительные и скучные.
— Здравствуй,
Александр, — как-то очень церемонно поздоровался гражданин, плавно протягивая
Ласу руку. И уставился на меня.
— Это Антон,
мой товарищ, подбросим? — предложил Лас.
— Отчего бы не
подбросить, — печально согласился Рона. — Колеса катятся, дорога ровная.
И,
развернувшись, направился к новенькому “Фольксвагену-Бора”.
Вслед за ним
мы загрузились в машину. Я нагло уселся на переднее сиденье. Лас хмыкнул, но
покорно полез на заднее. Роман включил зажигание, спросил:
— Куда вам
двигаться, Антон?
Речь у него
тоже была плавная, округлая, будто не говорил, а писал слова в воздухе.
— В аэропорт и
срочно, — мрачно сказал я.
— Куда? — с
искренним изумлением сказал Роман. Посмотрел на Ласа: — Может быть твоему
товарищу найти такси?
Лас смущенно
посмотрел на меня. Потом., столь же смущенно, на Романа.
— Хорошо, —
сказал я. — Обращаю тебя к Свету. Отринь Тьму, защити Свет. Даю тебе взор,
отличать Добро от Зла. Даю тебе веру, идти за Светом. Даю тебе отвагу, сражаться
с Тьмой.
Лас хихикнул.
И тут же замолчал. Дело не в словах, конечно. Слова ничего не могут изменить,
хоть каждое выделяй интонацией, будто оно с заглавной буквы. Это как заклинания
у ведьм — мнемоническая формула, включающая в моей памяти “шаблон”. Я могу
подчинить человека и сам, но так... так оно правильнее. Срабатывает давным-давно
проверенный механизм.
Роман
приосанился, даже будто припухлость щек у него исчезла. Только что сидел рядом
крупный и немного капризный младенец, а теперь — мужчина! Боец!
— Свет с
тобой! — закончил я.
— В аэропорт!
— с удовлетворением произнес Роман.
Мотор взвыл,
мы рванули с места, выжимая из рабочей немецкой машинки все заложенные в нее
силы. Ручаюсь, еще никогда этот спортивный седан не показывал все, на что
способен!
Я закрыл глаза
и посмотрел сквозь Сумрак — в ветвящуюся цветными линиями тьму. Будто скомканный
пучок световодов — часть зеленая, часть желтая, часть красная. Не слишком-то
умею смотреть линии вероятности, но сейчас это далось неожиданно легко. Я
чувствовал себя в форме как никогда.
Это значит —
ко мне уже течет чужая Сила. Сила Гесера и Завулона, Эдгара и инквизиторов. А
возможно, по всей Москве сейчас замирают Иные, Светлые и Темные, те, у кого
Гесер и Завулон вправе брать.
Я только один
раз чувствовал что-то подобное. Когда брал Силу у людей.
— Третий
поворот — уходим налево, вперед пробка, — сказал я. — Поворачиваем направо, во
двор, выезжаем в арку…
там переулок...
Никогда не был
в Саратове. Но сейчас это не имело никакого значения.
— Есть! —
бодро отрапортовал Роман.
— Быстрее!
— Будет
исполнено!
Я посмотрел на
Ласа. Тот достал пачку сигарет, закурил. Машина неслась по забитым улицам, Роман
рулил с лихостью водителя трамвая, которому выпал шанс обставить Шумахера на
“Формуле-1”.
Лас вздохнул и
спросил:
— Что теперь
будет со мной? Достанешь из кармана фонарик и скажешь “это был взрыв болотного
газа”?
— Ты же видишь
— фонарик для этого не нужен, — сказал я.
— Но жить-то
буду? — не унимался Лас.
— Будешь, —
успокоил я. — А помнить — нет. Извини, но это обычная процедура.
— Понятно, —
печально сказал Лас. — Блин... Ну что за дела... Скажи, раз уж все равно...
Машина лихо
пронеслась по переулку, приплясывая на выбоинах. Лас затушил сигарету и
продолжил:
— Скажи, ты
кто?
— Иной.
— Какой такой
иной?
— Маг. Не
волнуйся — Светлый маг.
— Ты возмужал,
Гарри Поттер... — сказал Лас. — Ну и дела. А может я сошел с ума?
— И не
надейся... — сказал я, упирая руки в потолок. Роман оттягивался от души — и гнал
по каким-то клумбам, спрямляя дорогу. — Осторожнее, Роман! Нам надо быстро, но
безопасно!
— Тогда еще
скажи, — не унимался Лас. — Эта гонка... аи... она не связана с ненормально
крупной летучей мышью, которую мы видели прошлой ночью?
— Будешь
смеяться — связана! — подтвердил я. Сила бурлила во мне, опьяняя, будто
шампанское. хотелось чудить и веселиться. — Не боишься вампиров?
Лас достал из
сумки фляжку виски, резким движением содрал колпачок, приложился. И бодро
сказал:
— Ничуть! |