Содержание

Читальный зал

Низкий полированный столик был освещен лишь скупыми отблесками света из номера, соединенного с комнатой Фреймана общим балконом. Огни фонарей и сумерки читать не позволяли, зато света было достаточно, чтобы не пронести мимо рта рюмку с коньяком и ломтик лимона. Разговаривали вполголоса. Постороннему наблюдателю могло показаться, что у окна сумерничает парочка тихих алкоголиков. Однако, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что уж слишком пристально вглядывается Лобекидзе в установленное на балконе особым образом зеркало, в котором отражалось все происходящее в соседнем номере. Внезапно он пружинисто вскочил со стула.

- Что случилось, Иван? - шепотом спросил Фрейман, приподнимаясь и заглядывая на балкон.

- Порядок, Майкл. Все в норме. Просто девушка отошла в угол комнаты, я ее потерял из виду. А мы договорились, что я буду контролировать каждый шаг. Если верна хотя бы половина из того, мы предполагаем, то этот юнец - хитрая и жестокая тварь. И шанса у него не будет. Только с поличным!

- Успеем? Этот маленький негодяй...

- Если это действительно тот самый... то...

- Как там девочка? Вы ее видите?

- Умница! Настоящая актриса. А как держится! И опять же умница - дверь на балкон успела открыть. Парень, по-моему, готов.

Приглушенно зазвонил телефон. Трубка моментально оказалась в руке Фреймана. Следующим жестом он показал, что просят майора. Так же беззвучно поменялись местами. Фрейман прищурился и неотрывно следил за происходящим в соседнем номере.

- Майкл, мне необходимо отлучиться минут на пятнадцать. Сюда могли звонить только в самом экстренном случае. Боюсь, именно так и есть. Что-то предчувствие у меня нехорошее. Давайте "на посошок", чтобы хоть в этом я ошибся.

В этот сентябрьский вечер в сутолоке аэропорта затерялись три пассажира. Седой, скромно одетый, с виду - рядовой пенсионер, один из них, стоял в густой очереди на регистрацию. Он медленно продвигался, стиснутый между двумя молодыми крепкими кавказцами, в чем-то неуловимо похожими друг на друга, но, судя по всему, даже не знакомыми между собой, как, впрочем, и с неприметным пенсионером. Седой пассажир, держа в руке старомодный потертый портфель, поглядывал под ноги, озабоченный, казалось лишь тем, чтобы не наступать на ноги по очереди. Кавказцы же, напротив, беспрестанно озирались, видимо, впервые оказавшись в таком мощном людском водовороте. Их быстрые черные глаза под мохнатыми бровями все время перебегали с одного предмета на другой, ни на чем подолгу не задерживаясь.

При выходе на посадку очередь растянулась. Внезапно рядом с седоголовым будто из-под земли возник молодой широкогрудый полный мужчина. Молча обнялись.

- Смотри, Толя, остаешься на хозяйстве, - эти слова старика были последними.

Добавлять было нечего. Все переговорено заранее. Анатолий проводил взглядом босса и кошачьим движением нырнул в сторону, в последнюю секунду наткнувшись на холодный, режущий ненавистью взгляд. Бледная кожа, орлиный нос, скошенный лоб с мощными надбровными дугами. Это лицо он видел только однажды, но оно врезалось в память. Однако где, при каких обстоятельствах - не мог вспомнить. Это, несомненно, был человек Хутаева.

"Выследили-таки старика, гады. Этот точно явился сюда не на меня поглазеть. А кто это там сдает сумку в багаж? Если это не чеченец, то он, Толя, просто ничего в жизни не понимает. Поневоле станешь знатоком. "Азеры", конечно, пожиже, их надо использовать в стае, чтобы наверняка. В одиночку - не воины. С Павлом Петровичем двое самых лучших. Главное – у них семьи здесь, верный залог. И с  чеченцами не снюхаются, слишком уж ненавидят друг друга. И все-таки, что у него за сумка? Небольшая, а руку оттягивает. Ох, не перехватили бы Павла Петровича по прибытии. Нужно срочно позвонить, пусть братва встретит, заодно и с чеченцем этим прояснится. А здесь придется разбираться... Только бы сил хватило, потому что другой возможности не будет. Сколько можно: четвертый десяток, три судимости - и все мальчик на побегушках. Теперь уж пан или пропал!"

Проводил взглядом чеченца - тот двинулся на посадку. Значит, в сумке не пластиковая взрывчатка, уже легче.

На удивление быстро подвернулся свободный таксофон. Через минуту в дальнем городе, куда выруливал по взлетной полосе авиалайнер, сняли трубку. Голос был молодой, мягкий, с характерным северным выговором.

- Ну что, ПэПэ вылетел? Встречаем. Как и условились. Лежка готова. Примем по высшему классу.

- Встречайте, только с "хвостом". Старика пасет чеченский боевик.

- Ну, не беда. Ты ж не одного его отправил?

- Уж как водится. Двое в охране. "Азеры", но ребята надежные.

- Надежные, говоришь? Интересно. Попустили вы их там у себя, жуткое дело. У нас бы даже мужики не поняли, если бы черные здорово гужеваться начали. Могли бы и взбухнуть. Как на той хреновой пересылке, помнишь, Толя?

- Помню, помню! Давай ближе к делу.

- У тебя что, пятнашки заканчиваются? Нет, правда, очень уж вы нагнулись.

- Ну ладно, ты там не очень!

- Смотри. Помощь понадобится - свистни.

- Сказал же, справлюсь. И хорош линию загружать...

Повесил трубку и, уверенно поглядывая по сторонам, направился к выходу - к оставленным на привокзальной площади "жигулям". Непроизвольно улыбался подначкам телефонного собеседника. "Черта лысого ты бы так распинался! Кореша лагерные! Нужен я вам, как здрасте. Спасибо Петровичу. Таких авторитетов, как он, если сотня по Руси наберется, и то хорошо. Да откуда им и взяться? Конечно, паханы стоят друг за друга горой, и если уж выбился в "законники", пока не ссучишься или не опустишься, можешь считать себя застрахованным от чего угодно. Пожизненная пенсия - доля с дел – и авторитет. Только лишних там нет: кому охота горбатиться "на дядю"? А приток кавказцев в Россию уже не только блатных тревожит. Выходить на улицу, как законопослушные граждане, они, понятно, не боятся: каждый с припасом. Но ведь уже и работяги стонут... Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест..."

Ход его мыслей резко оборвался. Что-то было неладно на стоянке у аэропорта. На мгновение Анатолий пожалел, что поехал провожать босса в одиночку. Вернее, приехали вчетвером, но теперь он остался без прикрытия.

Возле его белой "шестерки" кучкой стояли знакомые персоны. Откровенно поджидали. "Ничего себе, комиссия по встрече!" - подумал Анатолий, и на мгновение ему захотелось уклониться от схватки, перенести ее на более благоприятную почву. Весь цвет баланцевского землячества, только Хутаева не хватает! Что это может означать? Может, у них все давно решено, и Хутаева отодвинули, выводя из-под удара или случайной пули?

Однако Хутаев был рядом. И знай Анатолий, о чем тот беседовал с "посаженным на хвост" Павлу Петровичу, и будь он чуть подальновиднее, то немедленно почувствовал бы угрозу тайного удара.

Хутаев самолично вручил посланцу сумку, напутствовал коротко и доверительно:

- Тебе, брат, доверяю свое мщение. Здесь все наше будущее. Поручение у тебя не первое, но самое ответственное. Вернешься - место в деле получишь, рядом будешь - другом верным, братом кровным. В закон войдешь. Уберем этого мозглявого старика с дружками его "азерами", хозяевами в Баланцево будем. Община дала добро. Сумку - в багаж, там не проверяют. Прилетишь - наши встретят. Они там тихо сидят, но понемногу подбирают город. Все видят, все слышат, и старика помогут "сделать", и назад тебя переправят. Главное, не засветиться с припасом...

Прощались деловито, с особенной серьезностью глядя в глаза друг другу.

Прикинув, Анатолий решил пожертвовать машиной. Жизнь - дороже.

- Будем ехать, господин хороший? - от кучки крутящих на пальце ключи зажигания водил отделился тщедушный парнишка. - Хоть и дороговато, зато с ветерком! За большой рубль - хоть на край света, а за доллар - можно и дальше.

- Поедем, браток. В Баланцево.

- Ничего себе! - запричитал малый. - Так это ж только бензину...

Однако вскоре сторговались. Вертлявый водила начал было приставать с разговорами к насупленному пассажиру, но, наткнувшись на неодобрительное молчание, угомонился.

В дороге пассажир вроде бы задремал, однако время от времени остро поглядывал из-под полуопущенных век в зеркало заднего обзора, проверяя, нет ли сзади "хвоста", а когда "волга" плавно притормозила, моментально очнулся от дремоты.

- Что случилось, парень? - пассажир был явно недоволен.

Водитель, дружелюбно расплывшись в улыбке, пояснил:

- Так вон же Яшка сигналит! Из нашей колонны. Видать, опять, дурень, с пустой канистрой выехал. Корешок мой, с армии. Вместе и в парк пришли после дембеля. Я на минуту, нагоним.

Он уже выскакивал, уже мчался по дороге к одиноко стоявшему на обочине и мигающему дальним светом фар таксомотору. Сам Яшка рылся в открытом багажнике, похоже, действительно, извлекая на свет Божий канистру.

"Ну, если вы, гаденыши, что-нибудь устраиваете тут с чеченской подачи, лежать вам обоим рядышком", - пистолет прыгнул в руку Анатолия, щелкнул предохранитель...

Но воспользоваться оружием ему не пришлось...

Как показала экспертиза, багажник сгоревшей "волги" был набит емкостями с бензином, которые после взрыва все разом полыхнули. Для идентификации можно было предъявить лишь обгоревший пистолет, который, кстати, уже полгода находился в розыске, так как был похищен в одном из разгромленных райотделов милиции в Азербайджане. В розыске находилась и "волга", угнанная неделю назад возле одного из кафе в Баланцево, куда водитель, доставивший из Москвы выгодного пассажира, забежал перекусить.

Очевидцы событий на трассе рассказывали, что, когда рвануло, стоявшее неподалеку такси развернулось и направилось в сторону Балнцево, запомнили даже номер, который, однако, в картотеке ГАИ не значился.

Стук в дверь потревожил парочку в номере. Особенно забеспокоился молодой человек, еще минуту назад весь охваченный жгучим желанием. На столе стояла опорожненная бутылка из-под коньяка, на который весь вечер налегала его дама, и теперь ее щеки пылали возбужденным румянцем. Кокетливо оправив короткий передник с оборками, она томно взглянула на своего незавидного партнера - юноша был хил, угреват, голова болталась на тонкой шее, будто ему не под силу было держать ее прямо.

- Спокойно, Валерик! Это, скорее всего, меня. Или номером ошиблись. Я администраторше сказала, где меня искать, а то слопает с потрохами. Ничего, тебе не достанется! - девушка заливисто рассмеялась.

- Ты все-таки спроси - кто? Может, действительно, ошиблись.

- Ой, двери боится открывать! Ничего, успеешь, если и вызовут, то ненадолго. Что-то срочное, наверное. Кстати, запомни, лапушка: в гостинице лучше отпирать сразу. Меньше подозрений, меньше косточки перемывать будут.

С лукавой улыбкой, которая могла растопить и более стойкое сердце, чем у семнадцатилетнего донжуана, она повернула ключ и посторонилась.

Вошедший, прихватив в углу номера стул, спокойно, по-хозяйски, расположился за столом.

- Добрый вечер, мои юные друзья! Простите, что пришлось вас прервать. Да ты не пугайся, парень, будто впервые меня видишь. Алена - и та не боится.

Валерий Чуб и впрямь сейчас выглядел неважно. В глазах его плавал отчаянный ужас, будто он смотрел на собственную смерть во плоти. Мужчина, словно не замечая этого, извлек из внутреннего кармана куртки узкую бутылку "Белого аиста", беззвучно поставил на стол.

- Так как? За знакомство пить не станем? Ну, тогда за дружбу. Люди мы разные, однако все равно дружить лучше, чем ссориться. Запри дверь, Аленка.

При виде новой бутылки девушка оживилась, не обращая внимания на отчаянное лицо своего кавалера, послушно закрыла дверь и уселась за стол. В стаканах темнел коньяк.

- Ну что ж? - майор Лобекидзе поднял стакан. - За взаимопонимание!

Сотрапезники приподняли свои емкости, но выпила только девушка. Через две-три минуты ее тело буквально обмякло в кресле, а глаза закрылись. Лобекидзе посмотрел на Валерия и укоризненно покачал головой:

- Ай-яй, такой тост пропал!

Однако и без "сногсшибательного" напитка Валерий оцепенел, будто в параличе. Рот его полуоткрылся, глаза остановились, как у жертвы, загипнотизированной взглядом кобры. Он был не в силах выговорить ни слова.

Зато майор оказался завидно проворен. Одним прыжком он оказался рядом с Валерием, мощная рука сжала шею, вяло захрустели позвонки. По мере того как искажалось мукой лицо Чуба, Лобекидзе все шире расплывался в улыбке.

- Так, значит, не хочешь пить, мальчик? Не по вкусу тебе коньячок? Ну и хорошо, ну и ладно. Это даже любопытно. Не отплывай, поговорим. Только шуметь не надо - номер угловой, справа стена, слева жилец спит беспробудно, уж об этом я позаботился. Что ты жмешься? Совсем тебя бабой сделали. Старая лесбиянка своего не упустит... Ты почему от меня утром ушел? Мне ведь Алия сказала, что ты у нее прятался...

Валерий слабым, как бы измятым, голосом заговорил:

- Отпустите меня... Не надо... Это Степа привел меня на ферму к Розе. Пусть поживет, сказал, это свой. Ищут его. Он с ней был, с Розой... Она ненасытная... Потом втроем... А ей все мало... Степа так меня напугал: милиция меня ищет по подозрению в убийстве, фоторобот составлен... А я не убивал, я никого не убивал!

- Хорош ныть! А другая девчонка, Ира, - не твоя работа разве?

- Нет, клянусь! Она сама. Она вообще психопатка. Уломал я ее трахнуться - словно с цепи сорвалась, жениться и все тут. Ныла, ныла... А веревка у нее вообще пунктик, из рук не выпускала. Тогда, в беседке, на нее будто что-то нашло. Накинула петлю на шею, а я ей:  "Смотри, в самом деле не удавись. Будет над чем на поминках посмеяться, когда расскажу пацанам, как я тебе целку ломал за мусоропроводом"...

 Хватит об этом, - майор разжал пальцы. - Давай про Абуталибовых. - Взгляд его стал почти ласковым.

Понемногу успокаиваясь, Чуб проникался надеждой, что все еще, может, обойдется, как-то образуется.

- Я тогда в ресторане завелся... Взяли мы Алену и поехали на ферму. По дороге Степа Алену куда-то сплавил, сказал - ты что, там такая баба - на двоих хватит. Это он про Розу...

- И как? - майор порозовел.

- Повеселились... Я уже и не помню, когда Степа смылся... Потом она еще ко мне приставала, как-то ей по-особенному хотелось, но я не стал. Там у нее было неплохо. Жратва, телефон... Я Алене звонил. Она мне, когда в ресторане познакомились, свой номер дала. Я даже удивился, на меня телки не очень-то. А она, оказывается, работает на вас...

- Дальше!

- Вот. А вчера меня Степа оттуда забрал, мотались по городу, я в машине сидел.

- Зачем?

- А я и не понял. Скучно ему было в одиночку, что ли? Потом он сказал: нужно, чтобы присутствовал посторонний, не из их дела...

- Это было до того, как ты сказал, что в Ивашках?..

- Я похвастался, что и у меня дядя в авторитетах ходит. Я, правда, его и не видел толком, разве что в детстве. Когда они подошли к машине...

- К какой?

- Ну, к "ауди" Степиной. Я сидел сзади, где потемнее. Все так быстро: гляжу, а он уже у них сидит.

- В белой "шестерке"?

- Да, дядиной. А с ним двое. Жуткие лбы. Дядя ко мне пересел, еле признали друг друга. Говорит мне: "Я тебя не видел, ты меня - тоже. Не будь ты мне родич, в гробу бы уже лежал", Выругался, плюнул и уехал. Куда мне было деваться? Дядя сказал, чтобы домой я не ходил - ищут. За что мне такая напасть? Кому я нужен? Алене позвонил. Мать сказала: "Нету" и трубку шваркнула... Между двух огней оказался. Вернулся на ферму, а там уже не Роза, а Алия. Один черт, Алия еще и похлеще.

- Пустила, значит, под бочок? - глаза майора вспыхнули веселым любопытством.

- Она же вам все рассказала!

- Значит, утром ты там был и все видел? Только не врать!

- Ну видел, а куда было деваться? Вы же оборонялись! Что вам сделают? Я так и скажу - самооборона - если, конечно, нужно свидетельство...

- Ну-ну, проверим, что ты там можешь засвидетельствовать.

- Вы утром вошли в их комнату... через окно... Мы с вечера... были втроем. Потом меня Налик прогнал. "Иди, - говорит, - к себе. Понадобишься - позовем".

- Насытился, значит?

- Вроде того. Они вообще какие-то чокнутые в постели. Говорят - слабоват я для них. Налик смеялся: "Погоди, мы тебя по-настоящему девочкой сделаем..." Налик спит чутко. Шорох услышал, кинулся на вас с ножом. А вы его и свалили одним ударом. Когда он упал, как мертвый, вы Алию пристегнули наручниками. Потом Налика подняли на подоконник и что-то у него спрашивали. Мне слышно не было: где да где? Потом - выстрел, я увидел, как мозги на стекло выплеснулись, и убежал... Он же все равно мертвый был, ничего не мог сказать... Ходил по городу, потом позвонил Алене, вот она-то меня в гостиницу и устроила...

- Я тебе помогу, Валера. Если будем дружить. Блатных мы обезвредим, а из розыска я тебя выдерну... Возьми бумагу, пиши... - майор задумался, потом закинул голову, прикрыл глаза и начал диктовать.

Послушная рука неровно выводила: "...Все надоело. Ухожу. Будь все проклято. Больше вы обо мне не услышите".

Внезапно Валерий опомнился, отбросил предложенную майором дешевенькую ручку.

- Что это? Зачем? Вы хотите...

Коротким движением Лобекидзе выдернул листок из-под локтя Валерия.

- Все нормально. Еще спасибо скажешь. Кстати, Алию и Налика не я убил. Соображаешь? Вот так. - Майор поднял вверх волосатые кисти и пошевелил пальцами, расслабляясь.

Грохнул упавший стул, взвизгнула дверь балкона. Однако Валерий не успел издать ни звука, потому что майор точным движением перехватил его, слегка коснувшись гортани ребром ладони, и затем опрокинул на пол.

- Дурашка! - Лобекидзе улыбался. - Ты же жить хочешь, а сейчас все от меня зависит. Не надо этого... Обложили гады, со всех сторон подступают... Ну, да меня так просто не возьмешь, хватятся - я уже далеко буду... Ты поласковее со мной, поласковее... Хватит разговоров...

Крупная, изжелта-смуглая ладонь зажимала рот юнца, который изворачивался и хрипел, в то время как другая рука рвала ткань спортивного костюма словно бумажную салфетку. Потом Валерий почувствовал, что ладонь ушла, расслабился и подумал: "Только бы не бил!.."

Взлеты и посадки Павел Петрович Тушин переносил прекрасно. Так же, как и посадки за решетку и неуклонные взлеты в блатной иерархии. Человек здравомыслящий, он прекрасно понимал, что вояж на русский Север - единственное, что могло сейчас спасти его от катастрофы, спланированной разъяренными чеченцами.

Сейчас он спал. Утомленный организм отключился, сознание погрузилось в спасительное забытье. Не обсуждать же на самом деле создавшееся положение с узколобыми "гориллами", сопровождающими его в этой поездке. Цыплячьи мозги. Однако "гориллы" бодрствовали и неотрывно держали в поле зрения салон самолета.

Впервые за долгое время Павел Петрович позволил себе не думать о деле. Снилось ему нечто странное.

Белый песик выглядел в грязной милицейской дежурке смешно и жалко. Однако держался гордо, пренебрежительно, будто матерый "пахан". На вопросы отвечать отказывался, гордо смотрел в угол мимо следователя, не пугаясь грядущих побоев. А здоровенный, с опухшей багровой физиономией милиционер не оставлял его в покое ни на минуту: "Вы признаете, что организовали группу с целью совершения преступных действий? Отвечайте, все равно ваши сообщники признались". Трое или четверо щенят испуганно жались друг к другу, озирались за стеклянной стеной  "стакана", виновато щуря глазки. Казалось, умоляли: "Не злись на  нас, Джой, нас так били, что мы не выдержали". Внезапно милицейский сапог, словно паровой молот, врезался в розовое брюшко бультерьера. Ребра хрустнули, белая шерсть окрасилась кровью. Джой взвизгнул, позвал хозяина и в последнем броске вцепился в ногу в форменной штанине...

Павел Петрович вздрогнул, отгоняя мрачное видение, и пробормотал излюбленную фразу, когда-то вычитанную им: "Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю свою собаку"...

А дальше ничего не было.

Перечеркнутое огненными сполохами облако вспухло на высоте девяти километров на полпути между Москвой и аэропортом назначения. Из ста тридцати двух пассажиров и членов экипажа никто не успел ничего осознать.

Задание было выполнено.

 Балконная дверь распахнулась со звоном, и какое-то стремительно несущееся тело врезалось между майором и изнеможенным юнцом.

Лобекидзе развернулся, как стальная пружина, и встретил чужака ударом - неожиданно точным. Только секунда была потеряна, и именно  этой секунды хватило для того, чтобы безнадежно проиграть. Он почувствовал мощный удар в спину, парализующий длинные мышцы, и еще один, под ключицу, а затем, самый страшный, - снизу, под ребра, так, что казалось, лопаются внутренности. Майор покатился по плиткам балкона, по-кошачьи извернулся и принял боевую стойку. Тело еще не вполне слушалось, но уже могучие руки вспухли узлами мышц, блокируя следующие  удары. Еще мгновение, и майор перешел в атаку. Бил сильно, злобно, но удары уходили в пустоту, противник легко ускользал. Лишь единственный раз ему показалось, что он достиг цели, удар ногой от бедра пришелся во что-то мягкое, податливое. Но это оказался не нападавший, а скорчившийся на полу Валерий. Он истошно мяукал и на четвереньках принялся отползать, затем приподнялся и бросился к двери номера, зацарапал ключом в скважине.

Дверь распахнулась, и полуголый Валерий угодил прямо в объятия нескольких мужчин, явно желающих принять участие в событиях. В это мгновение Лобекидзе оглянулся и тут же пропустил удар. Хрустнуло колено, он наклонился, опираясь на подоконник, рывком отпрыгнул - стало ясно, что подвижность утрачена. В дверь номера повалили оперативники. И тогда майор, послав им ненавидящий взгляд, собрал оставшиеся силы, перебросил тело через перила седьмого этажа и растворился в темноте.

Свой триумф - ликвидацию бывшего шефа и кормильца, ставшего кровным врагом, - чеченцы справляли в "Ахтамаре" с большой пышностью. Случайных посетителей в этот достопамятный вечер ресторан не обслуживал. Спровадив в преисподнюю врага, община чувствовала прилив сил и настроена была крайне воинственно.

Столы ломились так, как не ломились и в благословенные застойные годы. Хозяева жизни праздновали освобождение от того, что хоть в какой-то мере могло помешать им чувствовать себя хозяевами.

Поначалу пили не много, ели сдержанно, как бы держась старинного пиршественного обряда. Во главе стола восседал Хутаев, по левую руку - младший сын, тринадцатилетний Арслан. Место справа от Георгия пустовало. Не было недостатка в соболезнованиях по этому поводу. Община чтила своего молодого главу.

- Нельзя, Георгий, терять веру! Надо искать. Если не нашли мертвого, может, держат, сволочи, где-нибудь в подвале...

Хутаев взглянул на  говорившего. Мужчина был сед, осанист, представителен. Однако положение его в общинной иерархии было куда ниже. Ответил, отчетливо выговаривая каждое слово, сдерживая накипевшую ярость:

- А кто скажет? Надо было хоть кого-то в живых оставить. Покойников наделать - не много ума надо. Баланцево теперь наше. "Азеров" и половины на рынке не осталось. А те, кто остался, будут молча отстегивать. Только, что с того? Кому все оставлю? Нет сына... Дом Петровича менты перевернули: никого, одна собачка. У меня теперь живет. А еще говорят, что эти... бультерьеры хозяев не меняют... Напрасно Петрович думал, что чеченцами можно помыкать, как своими свиньями... Кто теперь скажет? И сторож этот - нельзя, что ли, было поаккуратнее со стариком? Не зенки выкалывать, а с умом, помалу. Старое же сердце! И что толку: "Вроде был с ними пацан, машина-то белая, а стекла темные..." Все. Душно здесь! Пора на воздух...

Покидали стол вслед за хозяином, не спеша, соблюдая приличия. Все-таки не шпана собралась - уважаемые люди. У выхода из ресторана уже ждали охранники. Один из боевиков услужливо распахнул дверцу "мерседеса", Хутаев занес было ногу и внезапно мягко, как ватный, осел на асфальт. Откуда-то донесся негромкий, словно игрушечный, хлопок выстрела. Хутаев перевернулся и вытянулся на животе. На спине расплывалось небольшое алое пятно. Снежно-белый пушистый свитер ручной работы был безнадежно испорчен.

Обшарпанный, заляпанный грязью колхозный "газон" не стали преследовать могучие "мерседесы" и "тойоты". На торжество, о котором была хорошо осведомлена милиция, общинники явились без оружия. А кому охота с голыми руками лезть под пулю?

- А вы, Майкл, молодец! - Тищенко сидел в номере у заокеанского деятеля, прихлебывая крепкий чай. - Я вас, признаться, невзлюбил поначалу. Подумаешь, какая цаца к нам прибыла - великий бизнесмен, дипкурьер с наследством! Да и наследство-то - с голой задницы Танюхи Барановой. Я ведь давно ее знаю, в школе вместе учились, раньше, чем Лобекидзе. Славная была девка...

- То есть вы бы, Алексей, не взяли пятьдесят с лишним тысяч долларов, если бы их заработала ваша бывшая жена таким способом?

- Я, слава Богу, не женат. Однако деньги бы взял, Не пропадать же им, в самом деле.

- Логично. А вот майор переводить их сюда даже не собирался. Конечно, там - это не Бог весть что, а здесь, по рыночному курсу - миллионы. Но он ведь не был дураком.

- Дураком? Сумасшедший убийца?

- Убийца - да. Сумасшедший - в известном смысле. А в остальном - хитрый, решительный и изворотливый. Но только не дурак.

- Не знаю, Майкл, как это вышло, но вы для поимки этого оборотня сделали больше, чем весь наш аппарат. Чужой вроде бы человек...

- Спасибо, Алексей. Вы не поверите, но то, что  происходит в России сегодня, просто игрушки по сравнению с жизнью на Западе... Ну а что касается кунг-фу, я его еще в Союзе начал изучать. Все было запрещено, но от этого интенсивность тренировок не снижалась. Семь лет. За границу я вывез не копеечные шмотки и никому не нужные электроприборы, а знания. И прежде всего - умение разбираться в людях, даже в таких, которых и людьми-то язык не поворачивается назвать.

- Это в страховой компании?

- Да. Там изо дня в день приходилось с преступниками встречаться. Я считался специалистом по "русским делам".

 И много таких?

- Хватает. Правда, крови меньше. Невыгодно. Прежде всего - электронное мошенничество. Эдакие компьютерные "кидалы".

- Ну, у нас до этого еще не доросли.

- Дорастут. Условия вот-вот появятся. Пока что ваши беды оборачиваются вам на пользу. Ради "деревянных" рублей нет смысла строить сложные, требующие расходов комбинации. Сейчас выгоднее грабить, опираясь на ваши безобразные законы... что совершенно исключено в Штатах. Там каждый гражданин включен в систему страхования - социального, личного, специализированного. Наши бывшие земляки, например, создали сеть липовых медицинских центров. Затраты шли в основном на рекламу, действительно широкую. Содержание же нескольких человек обслуживающего персонала и базы данных не требует особых средств. Америка вообще рай для аферистов от медицины. Народ повалил в эти центры, страховые компании исправно оплачивали предварительные анализы и стоимость предлагаемых курсов лечения... В общем, довелось и мне руку приложить к разоблачению этой аферы. Между прочим, сюда я приехал действительно для того, чтобы решить проблему с наследством Барановой, потом огляделся, захотелось выяснить конъюнктуру и, может быть, попробовать развернуть дело.

- Так сказать, запустить хищные капиталистические щупальца?

- Ну, во всяком случае, не маньяков вязать. Просто я не мог отказать себе в удовольствии поймать его на горячем. Уж очень он был большой законник, знаток алиби и изобретатель версий, которые в нормальном мозгу просто не укладываются.

Тищенко встряхнул головой, словно отгоняя наваждение.

Фрейман продолжал:

- Я его далеко не сразу заподозрил. Господи - убитый горем отец! О свояченице он почти не вспоминал, они с ней не ладили.

- Сейчас, когда "стенка" ему уже обеспечена, он просто выворачивается в своих воспоминаниях. Виктория занимает в них не последнее место, ее он терзал с особенным сладострастием...

- В общем, не только в Штатах шериф умеет круто поговорить? Так сказать - "полное и чистосердечное"?

 Да нет, Майкл. "Пресс-камера" - не мой профиль. И Лобекидзе это знает. У нас никто никогда не делал ставку на прессинг. Так, разве что сопляков пугнуть. Крупный зверь только озлобится.

- Возможно, спорить не стану. Слава Богу, такому чудовищу не на что надеяться! Я, когда впервые заподозрил, что это он, буквально содрогнулся. А ведь, казалось бы, всякое повидал на веку. Все началось с того, что уж слишком настойчиво майор разрабатывал версию, что убийца - семнадцатилетний испорченный щенок. Для таких дел у пацана ни силы, ни духу. Я было подумал, что после того, что случилось с его семьей, майор просто все еще немного не в себе. Однако в остальном он рассуждал и действовал вполне здраво - взять, например, историю с наследством. Казалось иной раз, что дела моего совместного предприятия его интересуют больше, чем ход расследования.

- Ну разумеется. Что же ему - за самим собой гоняться?

- Дочку его жаль. Славная девчушка, мамины деньги ей бы совсем не повредили. С отцом они расходились все дальше и дальше – сказывалось влияние писем и фотографий, которыми Соню засыпала мать. Учеба ее не слишком привлекала, мечтала стать фотомоделью в агентстве...

- Увы! Должен заметить, Майкл, что вы вполне профессионально поработали с соседями и одноклассниками девочки.

Фрейман развел руками.

- Не только с ними. Про Абуталибовых мне тоже кое-что открылось. Парочка хоть куда! Хотя, собственно, почему парочка?

- Мини-гарем, но страсти похлеще, чем в большом. Прогрессивное семейство. Вы, Майкл, небось полагали, что это практикуется только в Дании и Голландии?

- Кстати, Алексей, не стоит думать, будто на Западе "розовые" и "голубые" на каждом шагу. Природа человеческая везде одинакова, просто здесь все это загнано в подполье, отчего и приобретает такие чудовищные и кровавые формы.

- Нда-с... Был у нас на все Баланцево один благородный кавказец... Неподкупный борец с преступностью, сам жертва страшного злодеяния, всякая нечисть его десятой дорогой обегала, боялась как огня. Честно заслужил майорские звезды, ни у кого никогда копейки не принял. Ни дать, ни взять - ангел. В очередях стоял, как любой и всякий с улицы... Вот у Абуталибова, у того проблем не было. Пациенты - великая сила. Только намекни... Они, между прочим, - Лобекидзе с Абуталибовым, - как-то сошлись, захаживали в гости, звали на семейные праздники друг друга. Впрочем, Лобекидзе говорит, что общих "дел" у них не было, - так, одни ностальгические воспоминания...

Двум интеллигентным людям всегда есть о чем поговорить на досуге.

- Вы напрасно иронизируете, Алексей. Насколько я разобрался, Абуталибов был блестящим мастером своего дела и этим двум женщинам тоже не откажешь в уме.

- Странно вы рассуждаете, Майкл. Эти люди - подлые и извращенные до мозга костей. Что же до интеллигентности, то интеллигентом можно быть и с двумя классами церковно-приходской школы... Вот и вышло: двое их было на все Баланцево, и так все повернулось... Зато другие...

- Ну, имеются же цивилизованные средства: паспортный контроль, визовый режим въезда-выезда, наблюдение за гостиницами... Ведь землячества, как правило, базируются на гостиницы.

- Положим, командировочными удостоверениями они и этот номер оклеить могут: сейчас всякая захудалая фирма имеет полный набор бланков. Поди проверь где-нибудь в Баку или Грозном, кто и на каком основании командирует сюда блатных авторитетов. Чаще всего им же эта фирма и принадлежит, через нее и отмываются грязные деньги.

- Дело тут, надо полагать, не только в деньгах. Это особенное явление, и вам отчасти повезло, что в Баланцево оно возникло не так давно. В Москве беспредел творится давно, не говоря уже о тех регионах, откуда едут гастролеры. В чем-то это напоминает ситуацию в Нью-Йорке. Пришельцы основательно потеснили утративших форму и зажиревших местных гангстеров, а население пришло в ужас, потому что с их появлением резко упала цена человеческой жизни. Причем кровожаднее и садистичнее вовсе не профессионалы, а дилетанты, только что ступившие на эту стезю. В Штатах, замечу, бездна специальной литературы по психологии маньяков, их розыску и разоблачению, о поведении в критической ситуации, так что, мне не пришлось изобретать велосипед. Операция по изменению пола - это не только элемент конспирации, хотя, конечно, способ замести следы - идеальный!

- В то время, когда только начали пропадать дети, удалось общими усилиями наладить повсеместный контроль. Но ни КГБ, ни МУР не помогли. А что ты сделаешь, когда надо искать мальчика - а он уже девочка, и ничего не помнит, будто в дурмане. Абуталибов, едва с помощью Лобекидзе купил здесь дом, как сразу поместил туда шестилетнего мальчугана, и в первую же поездку увез с собой на родину стопроцентную девочку, которая спустя время должна была стать его "дочкой".

- Бытует, между прочим, мнение, что после операции по перемене пола получаются не женщины, а просто какие-то секс-машины. Кроме всего прочего, абсолютно стерильные.

- Деньги за украденных детей платили огромные, тем более, что отсутствие претензий от настоящих родителей гарантировалось. Действовала цепочка посредников, такой специалист не должен тратить время на поиски покупателей. К сожалению, эта цепочка оборвана только на нашей территории. На юге над нашими запросами откровенно потешаются... Да, оборотни. Шиповатов - тот просто боготворил Лобекидзе. "Сыщик Божьей милостью"! Кстати, именно он сообщил, что к Лобекидзе приходила на прием некая Жихорская. Та самая, если помните, - Зинаида, любовница Бурова. Приносила какие-то документы, но потом и сама пропала, и от бумаг ни следа. У Бурова восемь лет назад пропал сын - темноволосый мальчик Саша, Александр. Мать его, первая жена Бурова, уехавшая после развода в Петербург, к исчезновению сына непричастна. Это я установил и без Лобекидзе, хотя тот и провел в Петербурге шесть дней.

- Целых шесть?

- Я понимаю, Майкл, что вы хотите сказать. Заглянул он и в Польшу. Виза на его паспорте настоящая.

- Надо же было хоть на короткое время убрать Лобекидзе из Баланцево. А Польша - вполне подходящее место.

- Мысль была отличная, но поездка в Польшу как нельзя лучше соответствовала планам Лобекидзе. Ему необходимо было избавиться от Углова. Углов давил на него, буквально приступал с ножом к горлу. И это после того, как едва не убил Лобекидзе по приговору, вынесенному его боссом, Тушиным.

- С чего бы это могучий пахан решил лишиться своих глаз и ушей в милиции?

- Агент, по его мнению, был близок к провалу. Кольцо вокруг Лобекидзе сжималось, и Тушин понимал, что под угрозой расстрела Лобекидзе заговорит. В этом он не ошибся. Суть в том, что, собираясь купить машину, Углов решил "кинуть" простофилю-кавказца. Подвело его то, что обычно он работал в одиночку и новых авторитетов из чеченской общины не знал. Потому и опростоволосился. Оставив в залог мнимого "сына" Хутаева, безбоязненно вручил самому Хутаеву двести пятьдесят тысяч еще до оформления документов на машину. Выгреб все, что у него было, часть занял у Лобекидзе. Роль "сына" за какую-то подачку согласился сыграть малолетний Коля Спесивцев, и Углов держал его на даче под присмотром Лобекидзе. Тот сам вызвался сторожить. Каким образом удалось Углову войти в доверие к Лобекидзе – ума не приложу. Майор всегда был чрезвычайно осторожен. Впрочем, Углов - личность известная, сразу ясно, что это не подсадная утка. С ним можно было рискнуть сделать дело. Шутка ли, четверть миллиона! Последний допрос Углова в райотделе Лобекидзе вел, подозревая, что не исключено прослушивание. Очень осторожно, обиняками, дал подельнику понять, как следует себя вести. Я и подумать не мог, что такое возможно! А чтобы мне еще раньше вспомнить о приятеле Лобекидзе - Маркусе, который эмигрировал довольно давно, проверить номера переговоров с Нью-Йорком... Нет... теперь не прослушиваем, - ответил капитан на скептическую улыбку Фреймана. - Конфиденциальность обеспечена. Не до того. Но ведь номера все равно фиксируются. А о чем мог ему сообщить Маркус, если не о смерти Татьяны Барановой! Соболезновал, конечно, но и поздравил дочь с наследством. Лобекидзе об этом никому не сообщил; кроме того, он был занят ходом операции с машиной. Звонок из Нью-Йорка привел его в ярость. Эти деньги не должны были достаться девчонке, которая того и гляди сбежит из дому, и поэтому он не колеблясь принял решение. Но появление маньяка следовало обставить как можно более правдоподобно. Нужна была первая жертва – на стороне. Осуществляя комбинацию с машиной, Лобекидзе неотрывно думал о своем, и, когда все провалилось, а чеченцы скрылись с деньгами и стало ясно, что вернуть их не удастся, изнасиловал и со зверской жестокостью убил мальчишку. Углов, узнав, едва ума не лишился. Павел Петрович Тушин тоже был не в восторге, невзирая даже на то, что Лобекидзе теперь мертво сидел у него на крючке. Только троим посвященным, включая Хутаева, и было известно, что за маньяк объявился в Баланцево, из-за кого взбудоражена местная милиция. Но и они ничего не знали о наследстве, не обманываясь, впрочем, в том, кто покончил с дочерью и свояченицей майора. Дальше - больше. Лариса Минеева, погибшая в пригородном колхозе, не стала бы доверяться совершенно незнакомому человеку. Столкнувшись же с приятелем Абуталибовых безропотно ему подчинилась.

- Что же такое этот "Ник"?

 Всего лишь плод фантазии Саши АбуталибовойЕе "отец", регулярно принуждая девочку участвовать в оргиях, сотворил с психикой ребенка нечто невообразимое. Она мечтала о некоем благородном Нике, о ком-то из персонажей голливудских кинолент типа Стивена Сигала - мужественного и в то же время мягкого и нежного. Как-то "отец" подарил ей кроссовки "Nikе" - и это странным образом сыграло свою роль в создании образа этого мифического персонажа. Что касается убийства подруги, то она его просто не видела... В конце концов, ее сознание не выдержало жизни в непрестанном ужасе.

- Во всяком случае, причина куда более веская, чем в случае с другой девочкой, где был замешан этот самый Чуб.

- Тут другое. Хрупкое, инфантильное создание впервые столкнулось с обыденной гнусностью и мразью. Кстати, ее смерть Тушин тоже приписал Лобекидзе, и после этого у них созрело решение покончить с озверевшим маньяком, чтобы и самим не оказаться в сфере пристального внимания. Избавиться от него нашими руками они могли мгновенно, после первого же сигнала, но тогда и им приходилось гореть. Проще было убрать майора самим, тихо, по-семейному. Тем более, что и Углова пришла пора устранить. Все было расписано и выверено, как часовой механизм, но одним поворотом руля вы, Майкл, им все порушили. Во время этой встречи в парке. Как, собственно, вы там оказались?

- Я начал приглядывать за Лобекидзе, исключительно в целях его же безопасности. И, по-моему, вовремя: еще чуть-чуть, и его бы прикончили. Углов, хоть и не профессионал, но настроен был отчаянно. Я тогда ни о Углове, ни о Хутаеве не имел связного представления, но заметил, что последний гораздо опаснее.

- И на всякий случай сшибли двоих? А Лобекидзе?

- Знал бы о нем то, что знаю теперь...

- Бросьте, Майкл, вы же юрист. Лобекидзе сразу сообразил, кто направил удар, и моментально отреагировал. И все-таки на стоянке у Большого театра сорвалось у него. Ушел Тушин - тот, ради кого все было затеяно. Ушел и стал гораздо осторожнее: засел под охраной дома и другой возможности для покушения не представил. Лобекидзе он, разумеется, подозревал, но не исключал и предательства Хутаева. А когда мне удалось разговорить Хутаева-младшего и возникла опасность, что Степан расколется полностью, Тушин решил не рисковать, полагая, что и в самом деле контролирует ситуацию. Но для Хутаева любовь к сыну-предателю оказалась выше "закона", и, уж конечно, благополучие босса в счет не шло. Взвесив все, подстегиваемый еще и жаждой мести, Хутаев решился предпринять попытку взять власть в свои руки.

- Почему же там, на пруду, он не прикончил Анатолия Зудова с его азербайджанцами?

- Думаю, что, если бы он обнаружил тело сына в раздувшемся брюхе дохлой коровы, не раздумывая кончил бы всех. Но этого не случилось, никто не стал осматривать падаль. Повезло убийцам Степана. Впрочем, ненадолго. Не стрелял Хутаев на пруду еще и потому, что не успел получить "добро" от столичной общины на решительные действия.

- Соблюдал, значит, субординацию?

- Со своими - да. А едва наши местные мафиози ослабили бдительность, их тут  же сожрали. Просто поразительно, как легко местное бакланье позволяет себя подмять! Не говоря уже о смирном обывателе. Правда, не так давно прямо возле недоброй славы "Ахтамара" кое-кто получил хорошую плюху от некоего щуплого и не похожего на местного обывателя гражданина... - Тищенко прищурился, глянул с хитрецой.

Фрейман шутку принял неохотно, постно улыбнулся.

- Этих, кроме пули, ничего не остановит. Так что, я, вступившись за девушку, только раздразнил зверей. Сколько людей пострадало ни за что! Но ведь я и подумать не мог, что эти подонки, встретив сопротивление со стороны старика, всей стаей кинутся на слабых и беспомощных.

- Хозяевам жизни все позволено. А наше куцее законодательство, устаревшее еще до рождения, не позволяет так, как следовало бы, пощипать перья этим горным орлам. Вот они и набирают высоту. А система все эти годы делала все, чтобы человек жил разобщенно, оберегая только свою шкуру. Соседа хоть режь, только меня оставь в покое. Если есть чем, я еще и откуплюсь. А все остальное - так, чушь, благие намеренья.

- Те самые, которыми дорога в ад вымощена?

- Об этом и речь, Майкл. Именно туда. Какое, к бесу, возрождение духовности, если старикам и больным жрать нечего, если кладбища загажены, а церкви порушены? В ноги кланяемся каждому, кто кусок бросит... Вы знаете, чем Мамедова кормила своих питомцев - там у нее, кроме нутрий, еще и норок с полсотни? Безотходное производство на базе похоронного бюро. Большая выдумщица: гробы шли обратно в реализацию, одежда покойных – в комиссионный, золотишко также не пропадало. Ну, а все остальное – на ферму. Инициатива помимо главного Дела в этой семье не поощрялась, но и не возбранялась. Прогорел, попался - выпутывайся сам, но семью под удар не ставь.

- Ох, Алексей, тошно слушать, с души воротит.

- Нежный, однако у вас, американцев, желудок. Советские покрепче. Но в Баланцево наворочено такого, что и самых крепких передернет... А ведь еще совсем недавно жили мы вроде и недалеко от столицы, но как в сонной провинции. Иным казалось - скучновато, а сейчас многие с сожалением вспоминают это время. Пропаганда пропагандой, но, когда приезжие захватили не только рынок, но и множество других сфер жизни города, я поймал себя на мысли, что, кажется, начинаю понимать, какие чувства движут белыми экстремистами в Америке. Бог им  судья, с их методами, но цели их я понимаю. Я тоже хочу, чтобы мои соотечественники спали спокойно.

- Вам, Алексей, проще, у вас семьи нет.

- Зато информации о положении дел более чем достаточно. Как с пригорка - далеко видно. Ненависть - скверное чувство. Но почему должны безропотно молчать те, кого ограбили, избили, унизили, лишили человеческого достоинства?

- Кто бы подумал? Подмосковный милиционер, разделяющий взгляды клана!

- А какие бы у вас были взгляды, если бы вам, Майкл, предложили привести невесту в закут в общежитие? И в это время известная вам Алия Этибаровна, работая в ЖЭКе, такие проблемы щелкает как семечки. Никакой волокиты! К одинокому пенсионеру, проживающему в отдельной квартире, с официальным визитом  являются работники ЖЭКа. "Квартира ваша, дедуля, нуждается в капитальном ремонте. Временно придется пожить в другом месте. Переезд, конечно, оплачивает государство". Старик поохает, покряхтит, да и съедет в комнатенку в коммуналке, которую уже обеспечили энергичные дамы. В квартиру вселяется новый жилец из тех, кто платит. Вот по этим делам и ведала документацией Алия Этибаровна.

- Кого не возьми - все умельцы.

- Подобная история случилась не так давно и с одной старушкой...

- Ну, по-видимому, теперь все следует расставить по местам.

- Тут уже ничем не поможешь. Пожилая женщина переезжать отказалась. Одинокая и больная, она имела неосторожность проживать в неплохой квартирке, которая, по ее мнению, ни в каком ремонте не нуждалась. А документы на нового хозяина были уже на подходе. В общем, тело старушки нашли в залитом водой подвале вместе с немудреными пожитками. Ее собачка - крохотная облезлая болонка - в первые дни выла от тоски и голода, потом стала глодать труп...

- Все, все, Алексей, это уже чересчур...

- Стоит послушать, Майкл, чтобы не совсем запамятовать, чем пахнет наша действительность.

- Не стоит меня тыкать носом, как богатого туриста. Я ведь родился здесь и приехал сюда не на день-другой. У меня бизнес, и я на него крепко рассчитываю.

- Майкл, оставим это. Ну что, в самом деле. Я в страховом бизнесе не большой знаток, но и на свет не вчера появился. И поэтому прекрасно понимаю, что уехать в те годы, не имея родственников, да еще не в Израиль, а в Америку, была, мягко говоря, та еще задачка. Требовалась мощная поддержка, существует она и сейчас, судя по тому, как на месте и вовремя вы оказались в Баланцево, а следом - люди из отдела по борьбе с межрегиональной преступностью, растянувшие сеть под балконом, откуда бросился Лобекидзе. Тут не надо быть ясновидцем... - Тищенко умолк, потирая подбородок.

Фрейман неожиданно широко улыбнулся, закинул руки за голову:

- Ты, видно, вообразил, что тут задействован Интерпол? И напрасно. Они полицейских акций вовсе не осуществляют, их дело - информация, координация. Остальное - в романах.

- Ну, спасибо, просветил. Уж мне ли не знать, какое ведомство занимается чисткой милиции... Я, Майкл, может, и ошибаюсь, но мне в конце концов безразлично, что за контора за тобой стоит. Комитет, не комитет... Был бы человек человеком.

Страницы  истрепанной общей тетради пожухли. Неровно исписанные размашистым мужским почерком, они говорили не только о вещах обыденных, но и о таком, что не укладывалось в голове. Разного цвета чернила и паста, в двух местах появлялся даже карандаш; почерк менялся в зависимости от времени и настроения писавшего - все говорило о том, что немало времени и событий отделяют первую и последнюю страницы. И события эти были в большинстве своем горестные, раз за разом ломавшие человеческую судьбу.

Тищенко выборочно просматривал листки, перечитывал по нескольку раз. Хотя мог уже и не возвращаться к ним: такое не забывается.

...Пропал Шурик. Что с ним могло случиться?.. Сам ушел, или - подумать страшно - кто-то увел его? Но я не слышал, чтобы у нас детей похищали. Зачем? Выкуп? Я бы и отдал все что угодно за малыша моего, но ведь нечего. Кому мы нужны? Бред какой-то. Верю, Шурик жив, надо искать, искать, не останавливаться. Жена к бабке бегала, та - да, жив. Как же так вышло, что спохватились мы только к вечеру, не почуяли неладное сразу? Не было бы тогда всего этого кошмара...

...Стоит навсегда перед глазами ужас ночи: сухие, безразличные доклады патрульных и поисковой группы, самые первые, еще полные надежды, часы поиска. Обрывки фраз: "масштабная карта района", "изменения в ландшафте". Скрещение световых лучей, голос в мегафон: "Саша - мама и папа тебя ищут! Отзовись!". Все затихнет: слушают участок. В поселке уже прекратили поиски - все! Отрабатывали лесок, ближние поля. Каждый клочок почвы в радиусе двух-трех километров. Но вот зона расширяется до пятнадцати километров - дальше шестилетний мальчуган уйти не мог. Собака безуспешно пытается взять след, другая работает выборочно: на перекрестках дорог, на случайный след. Раз за разом кинолог сумрачно бубнит: "Нет, здесь он не проходил". Как же так - нигде ни следа? И все, все... Нет, при чем тут милиция, они сделали, что могли... А мальчика моего нет..."

Полтетради полны были отчаянием, но когда Тищенко перевалил за середину, в записях внезапно стала проблескивать робкая, неуверенная, полубезумная надежда. Неровные строки успели поблекнуть.

"Время уходит, год за годом, но все свежо, будто еще вчера я держал в объятиях Шурочку, вдыхал чистый и сухой запах детских волос... С Тоней мы развелись, с Аней у нас дочь, Юлечка, но счастья нет, все отравлено воспоминаниями, и, наверное, хорошо, что Тоня перебралась в Ленинград, больно стало даже видеть друг друга. Шура был копия матери... особенно, когда она его, совсем маленького, в платьице наряжала... Вот и теперь - странное чувство... Смотрю я на дочку нашего нового хирурга, и он опять перед глазами, будто время разворачивается вспять. Какая-то тяга, и в этом нет ничего плохого, просто ощущение близости, чуть ли не родства. Нравится мне эта девчушка - из-за сходства с Шурой, что ли? И возраст тот же... Фу, черт, и какая только чушь в голову не взбредет... Но до чего же похожи!

Однако ничего подобного быть не может. Я видел ее в школьном дворе во время урока физкультуры. Девчонка как девчонка, все на месте, грудка намечается. Но как быть с этой родинкой на плече? Я же помню ее, перед глазами стоит!.. В конце концов я решился на нелепый шаг – попытался заглянуть в женскую душевую. Лучше бы мне этого не делать; все равно - то, что я увидел, непостижимо. Это мой ребенок. Я знаю это со всей определенностью. Невозможно не видеть эту цепочку крохотных родинок на правом бедре, эту белую полоску шрама под правым соском от когтей Мурки... И все же он - девочка. Я схожу с ума... Возле душевой меня поймали дружинники, теперь по всему городу пойдут разговоры...

...Ничего не вышло. Налик Назарович поглядел на меня и вправду как на сумасшедшего, более того, был неприятно изумлен. И потом, эта странная, с первого слова, враждебность - в голосе, во взгляде... Надменно вскинутый подбородок. Наместник Гиппократа, его хирургическое величество. Что ему до моей тоски и бреда? Хирургия... А ведь и вправду, читал я где-то, делают в мире такие вещи. Но зачем, кому это может быть нужно?.. Жене я ничего не говорю, а Зинаида, которая на какое-то время стала мне ближе всех, посмеивается над моими домыслами и крутит пальцем у лба. Но почему тогда такая враждебность, ничем не спровоцированная ненависть ко мне у этого человека? Хорошо, пожалуй, что я не рассказал ему всего о своих подозрениях. Но и этого хватило, чтобы выбить его из колеи. А почему, если он ни при чем?.. Господи, какой из меня сыщик, но я не могу остановиться, брожу по городу за ними, то за девочкой, то за Наликом Назаровичем, как приклеенный. Неужели девочка ничего не чувствует? Я даже осторожно попробовал с ней поговорить, но как это сказать, объяснить, выговорить - все это?"

Тищенко осторожно прикрыл клеенчатую обложку, положил ладони на тетрадь. Странные картины с поразительной резкостью прошли перед его внутренним взором.

Вот Юрий Буров беседует с Абуталибовым. Сначала интонации дружелюбны, Налик Назарович сочувствует горю отца, потерявшего ребенка... Но Буров не помнит старинное правило: из рук врага и глотка воды нельзя принять. Да, впрочем, и это не важно, Абуталибов профессионал, нашел бы и иное средство ввести отраву. Разговор становится все более вялым, странная эйфория охватывает Бурова, он уже не все понимает в происходящем. Домой возвращается как в тумане, ушло напряжение, ставшее обычным состоянием в последнее время. Так, в этом тумане, слабея и порой впадая в забытье, Буров словно истаивает, покидая наш мир. Странная болезнь...

Дневник, оставленный ее возлюбленным, Зинаида Жихорская принесла Лобекидзе. Кому, если не начальнику уголовного розыска, можно было доверить столь важную тайну? Что ж, майор получил от друга за молчание довольно солидную сумму и помог распорядиться судьбой Зинаиды таким образом, чтобы она больше не докучала. Ее участь была такой же, как и участь самого Абуталибова, проигравшего схватку, уступившего в быстроте реакции Лобекидзе. Для нутрий и норок между ними не было особой разницы, тем более, что корм получили они из заботливых рук Алии Этибаровны, подменившей в тот день сестру. Имелись сведения, что и сам Налик Назарович, сторонник всяческого разнообразия, подчас баловал себя "особенным" мясом, но это бывало редко. Тищенко передернул плечами, сбрасывая волну омерзения.

В последнее время, когда Союз окончательно распался и опасность того, что пропавшего в Подмосковье мальчишку станут разыскивать на Кавказе, сошла на нет, необходимость в столь виртуозно обработанных Наликом Назаровичем операциях по изменению пола отпала. Весь юг запылал. Однако стали и здесь появляться состоятельные, но бездетные покупатели. Осторожно отрабатывались варианты выхода с "продукцией" на мировой рынок. Изменилась и конъюнктура: теперь спросом пользовались светловолосые и голубоглазые малыши. Однако временно пришлось приостановить конвейер: что-то не ладилось.

Семья держалась вместе - любовь втроем, развлечения втроем. Но бизнесом занимались каждый сам по себе, и в этом их интересы не пересекались. Деньги держали порознь, способы их добывания не особенно разглашали. Алия Этибаровна и представить не могла, что заветный билет с "волгой" прошел через руки ее сестры, но в них не задержался, и требовать у Буровой ей совершенно нечего. Костюм, которым по-хозяйски распорядилась Роза, и дня не пролежал в ее доме. Поэтому, посокрушавшись на семейном совете, ничего не стали предпринимать. Не бродить же ночами вокруг пустой vогилы, как придурковатая Пантюхова...

Тищенко с силой потер лицо ладонями, откинулся, но кошмар не оставлял его. Гнусный оборотень Лобекидзе еще час назад на допросе вываливал, словно в садистском экстазе, перед ним все новые и новые подробности дела.

Вот он вывозит сестер, Алию и Розу, из Баланцевского района в тайнике машины. Разумеется, с большим удовольствием он скормил бы их нутриям, да нельзя! Вынужден был сам их спасать да пошевеливаться. Сестры должны были прибыть в Баку раньше отосланной Алией отцу бандероли, содержавшей дневник убитого Бурова. Алия сообщила майору об этом во время его утреннего "визита". Наличие квитанции не давало возможности усомниться в ее правдивости. Угроза была очень велика, и Алия потребовала взять с собой также и Розу.

Было ясно, как Божий день, что Шиповатов не решился бы самостоятельно взять подследственную из ИВС. Чувствовал поддержку, и разве мог он не доверять начальнику угрозыска? А вот ему, Тищенко, прощения нет. Ведь шкурой же чуял, что предатель где-то рядом. Осведомленный, ловкий - и в чинах. Уж слишком часто начали преступники избегать расставленных милицией сетей. Не хотелось верить, претило искать подлеца среди коллег, но все внимательнее впивался взгляд в друзей и соратников. Если бы не Лобекидзе, обеспечивший тылы, многих преступлений просто не было бы. И пособник, и организатор, и, прежде всего, сам преступник...

С трудом, но поместились сестры в тайнике, устроенном таким образом, что бесшумный моторчик перемещал заднюю стенку багажника. Если осматривают салон - пассажир в багажнике, если багажник - под задним сиденьем. Таким образом был переброшен через польскую границу и Углов - так что говорить о хилых баланцевских заслонах. Да и кто здесь стал бы досматривать машину майора угрозыска! Тогда, оказавшись на территории Польши, Лобекидзе вырубил Углова, воспользовавшись газовым баллончиком сквозь отверстие в багажнике, задушил в бессознательном состоянии и оставил в первом же подходящем месте. Прихватил и сувенир - весьма значительную сумму денег, принадлежавшую убитому.

К новому другу из милиции Алена Кобец прониклась доверием практически сразу. Ведь именно в его машине успешно пересек границу тот, с кем были связаны все ее надежды - Сергей Углов. Поэтому она охотно выполнила просьбу майора завлечь Чуба в номер гостиницы. Если бы она могла знать, что ее возлюбленный уже мертв и его труп погребен в чужой стране, без документов, и даже кожа с пальцев его рук предусмотрительно срезана! Смерть караулила и Алену, она должна была сыграть роль очередной жертвы неуловимого маньяка. Его роль предназначалась бедняге Чубу, что и должна была засвидетельствовать предсмертная записка. Сам Валерий был бы уничтожен быстро, без мучений - попросту выброшен с балкона. Впоследствии у Лобекидзе была бы причина посетовать, что неумело пьющий американец прозевал развитие событий в соседнем номере.

Тищенко с отвращением прикурил невесть какую по счету за сегодня сигарету, отхлебнул жидкого чаю.

Однако умница Майкл оказался осторожнее, чем можно было предположить. Пригубив майоровой смеси, он мгновенно "заснул", как этого и требовал разработанный сценарий. Едва "друг Иван" покинул номер, он "проснулся" и опрометью бросился на соседний балкон.

Алена забыла, что "бесплатных пирожных не бывает", понадеявшись на свое обаяние, - Лобекидзе не упускал случая отпустить ей цветистый комплимент...

Тищенко повертел в пальцах короткую записку, сопровождавшую бандероль с дневником, и впервые за последние дни усмехнулся. Улыбка вышла словно через  силу. Пусть горькая и кровавая, но все же справедливость торжествовала. Корявые строки будто норовили сползти с листка, и было сразу заметно, что рука писавшего привыкла иметь дело не столько с ручкой, сколько с сапожным инструментом.

"Милиция! Высылаю, что получил. Читайте. Нет у меня больше дочерей. Нету зятя. Зачем детей мучили, зачем против Бога шли, в грехе жили? Бог их судил, я наказал. Мне это письмо принесли, я читал - плохо понял. Другие прочли. Такой позор на мою семью никогда не бывает. Мои они, я их родил, я их казнил. Чтоб меньше была работа, меньше искать, выслал это откуда послали. У себя держать не могу, порвать не могу - человек перед смертью писал. Я плачу и плачу".

На официальный запрос МВД Азербайджана дал следующий ответ: "Сестры Мамедовы на горной дороге не справились с управлением, машина пробила ограждение и свалилась в ущелье. Их отец, Мамедов Полад Гейдарович, инвалид второй группы, работающий сапожником, проживающий по адресу г. Баку... никаких показаний по предложенным вопросам дать не может. Об ответственности за дачу заведомо ложных показаний предупрежден".

Первый же визит чеченцев в Ивашки оказался и последним.

К центральной усадьбе колхоза вела приличная асфальтированная дорога. Места вокруг лежали живописные, сталью отсвечивало зеркало рыборазводного пруда. Едва красавец "мерседес" в сопровождении двух "жигулей" вкатился на околицу, громыхнул залп. С пробитыми шинами все три переполненных автомобиля словно присели и остановились. В недоумении их пассажиры разглядывали сквозь затемненные стекла пустынную деревенскую улицу.

Наконец невдалеке показалась фигура в милицейской форме. Сидящий за рулем "мерседеса" детина с косым шрамом на горле обернулся назад, где сидел парнишка, на вид школьник-восьмиклассник, но, судя по всему, именно он и был здесь главным.

- Ментовская засада. Хреново без Ивана: ни глаз, ни ушей. Да ладно, прорвемся.

- Ментов класть - к "стенке" идти. А если это спецназ? - забурчал с заднего сиденья третий крепыш, ласково поглаживающий короткий ствол "узи". - Но не переживай, Арслан. Отец знал, с кем тебя посылает. Прикроем.

Юноша сбросил с плеча его руку коротким движением.

- Чего ноете? Я - Хутаев, трястись перед ментами не буду. Жаль, перебили нам кайф сегодня.

- Будет и другой раз. "Газон", из которого в Георгия стреляли, как ни крути, отсюда. Худо только, если это комитетчики... Заявления у всех с собой, что оружие нашли по дороге и собираемся сдать?

- Проездом через Ивашки, - пошутил, ненавидяще щурясь, Арслан. И совсем по-взрослому добавил: - Ментеныш, что ли, со стволом? У него что, две жизни?

Однако предмет, который лейтенант держал в руках, оказался обыкновенным мегафоном.

- Господа чеченцы! Дело у нас с вами семейное, и пусть мой мундир никого не смущает. Все мы здесь люди свои. То, что я тут в Ивашках участковым, сейчас значения не имеет. Толя Зудов - мой старший брат. Что дальше - не вам объяснять, закон вы знаете. Можете, конечно, влепить мне пулю, но тогда подохнем все вместе. Вы окружены, машины на прицеле, за своих стрелков я ручаюсь. Поэтому советую выходить. Если кто останется в машинах или не бросит "пушку" - открываем огонь. Долго мы вас ждали...

Умирать боевики не спешили. Оружие сложили с достоинством, - и больше в Ивашки не наведывались, понимая, что встреча будет еще более достойной.

Правда, были попытки справиться с деревенскими чужими руками – в райотдел посыпались звонки о наличии оружия у жителей деревни. Однако сообщения не подтверждались фактами, и все затихло само собой...

Не прошло и нескольких дней, как Майкл Фрейман вновь включился, как он любил говорить, "в перманентную схватку с нищетой". На этом поприще дела его шли превосходно. Офис в самом центре столицы блистал новейшим оборудованием, счета фирмы росли. О причинах такого успеха оставалось только догадываться. Что помогло ему, когда множество "эспэ" кругом сворачивали деловую активность? Предполагаемые ли связи с секретными службами, на которые прозрачно намекал Тищенко, или то, что советско-американского дельца все чаще можно было встретить в окружении респектабельных выходцев с Северного Кавказа? Фрейман отчета никому не давал... Да никто и не спрашивал.

Пуля из охотничьего ружья перебила позвоночник, но жизни Георгия Хутаева не лишила. Однако способность двигаться он потерял навсегда. Больше того - даже отомстить стрелявшему не удалось. Будучи прикован к инвалидному креслу, Хутаев по-прежнему руководил соплеменниками, но выместить свою ненависть даже на бультерьере Джое, перешедшем к нему по наследству от Тушина, он мог только чужими руками, что не давало подлинного удовлетворения. Узкоглазый пес, казалось, смирился со своей судьбой, но в действительности затаился, выжидал, ловил момент. Такая уж порода.

Хлипкую защелку на двери в кабинет Георгия укреплять не имело смысла. От кого закрываться, если вокруг надежная охрана? И в некий день, когда Георгий пребывал в полудремоте, а охранники находились на изрядном расстоянии, пес с одного броска вышиб дверь, а во втором броске неразъемные челюсти мертво сомкнулись на исхудавшем горле инвалида. Разомкнуть их у живого Джоя так и не смогли...

Всего на полгода пережил бультерьер своего первого хозяина. Этого времени хватило и сыну Хутаева Арслану, чтобы, имея опытных учителей, войти в курс дела и перехватить бразды. Он был молод, полон сил и свирепой, неуемной энергии.

И кое-кому казалось, что правлению Арслана вовсе не будет конца.