G.L.G. "Ouest France" 25-26 ноября 2000г.(Брест)
"Une tres belle "La Traviata"

Снова в "Кварце" - оперный театр "Геликон".

ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ "ТРАВИАТА".

Известный брестской публике по своему первому появлению в ноябре 1999 года со "Сказками Гофмана", московский оперный театр "Геликон" снова появился перед ней в четверг вечером с "Травиатой" Верди. Мы холодно обошлись с постановкой, сверкающей машинизмом "high tech", но на этот раз Дмитрий Бертман более чем убедителен. Из-под пыли он и его труппа извлекли на свет красоту, чистую эмоцию.

        Однако все это могло показаться очень избитым, а сюжет, который Верди позаимствовал у Александра Дюма-сына, - незначительным: поскольку Эмма Бовари слишком склонялась у изголовья "Дамы с камелиями", мы опасаемся мелодрамы, которая обитает в чахоточных легких романтизма. Это так, если не принимать во внимание бунтарство Верди, Бертмана и труппы, которую он воодушевляет и зажигает.
        Вспомним об истории создания театра. 1989 год: падение камней, бетона, который поднимается и разделяет. Пройдя через облако пыли, Бертман, молодой московский режиссер, ученик школ непокорной режиссуры (Ансимов, Станиславский, Брук, Шаляпин, Стреллер), основывает - с несколькими единомышленниками и, без сомнения, с молотком в руке - Другой театр, в противовес Большому (который в свое время сформировал Бертмана), сгибающемуся под тяжестью золота, постаревшего от скуки. Театр "Геликон" ищет более обнаженную правду, более жесткую, более строгую, новые грани смысла. И вскоре - новая золотая лихорадка, работа без отдыха (400 человек, 120 музыкантов, хор из 45 человек, 40 солистов, репертуар из 22 наименований, три постановки в год), неоспоримый успех у московской публики, которая соглашается платить за место в десять раз дороже, чем в Большом, и международное признание.
        Этот успех стал возможен только благодаря участию дирижера Кирилла Тихонова и его учеников, один из которых, Валерий Крицков, был в этот четверг за пультом.

        Великолепие декораций.
        Размести пыль - не значит отказаться от великолепия декораций. Жилище Виолетты, куртизанки, блещет люксом, необходимым для роскошной жизни - это образ жизни Нана*, но сцена кажется опасно замкнутой, как бы с помощью мушараби**, которая разделяет пространство, зрительное поле, одновременно предмет сплетничающего вуайеризма и ажурный знак заключения. Она станет решеткой, о которую обдирают свое отчаяние, где шумно веселится компания паразитов, но также решеткой, сквозь которую наблюдает и неумолимо появляется Аннина, двойственная служанка, в головном уборе и строгой одежде Смерти, которая не отвечает. Где рядом со спешностью и жаждой жить есть жажда любви. Опера - "искусство энергии. . ., предлагающее множество одновременных видений, множество ощущений одновременно", - завершает Дмитрий Бертман: это "двойной язык", которым он хочет опьяниться.
        Действительно, он сдержал слово: можно рыдать. . . от смеха! Но никто не смеется, так как все упирается в голос, голоса, ритмы, музыку, и здесь мы пойманы в ловушку беспощадной облавой Верди и Бертмана. Певцы и певицы сдались, связанные по рукам и ногам, на их милость: мы боялись молодости(!) - они показали хорошо сделанную искренность, боялись мелодрамы - они ответили сдержанностью; наконец, мы стали опасаться смерти Виолетты - она испарилась через символические дверь и окно: хлипкая птичка оперы! Мы сердимся на Елену Вознесенскую за столь ранящую сдержанность, на Алексея Косарева - за столько влюбленной неловкости, на Сергея Костюка - за столько отеческой человечности. Пусть они уезжают! . . И поскорее к нам возвращаются.

* - актриса и куртизанка из одноименного романа Мопассана.
** - на Востоке деревянная частая решетка на окнах.

G.L.G.