Содержание

Читальный зал

Часть вторая

Глава 5

     У любого человека иногда складывается впечатление, что происходящее в данную минуту и секунду уже однажды происходило. Даже понятие есть специальное - дежа вю. Ложная память.

     У Иных она тоже есть.

     Сотрудник Ночного Дозора Антон Городецкий стоял перед дверью своей квартиры и боролся с воспоминаниями. Однажды он точно так же топтался перед незапертой дверью квартиры и гадал, кто мог туда проникнуть. А войдя, обнаружил в качестве незваного гостя заклятого врага. Шефа Дневного Дозора, известного Светлым под именем Завулон.

     - Дежа вю, - прошептал Антон и шагнул через порог. Защита опять смолчала, но в комнате определенно находился гость. Кто на этот раз?

     Сжимая в руке медальон-талисман, Антон вошел в комнату.

     В кресле сидел Завулон и читал "Аргументы и факты". В строгом черном костюме, светло-серой рубашке и начищенных до зеркального блеска штиблетах с бандитскими квадратными носами. Сняв очки, Завулон поздоровался:

     - Здравствуй, Антон.

     - Дежа вю... - пробормотал Антон. - Ну, здравствуй.

     Странно, но на этот раз он совершенно не испугался Завулона. Может быть, потому, что в прошлый Завулон обставил свой неожиданный визит исключительно корректно?

     - Можешь взять мой амулет. Он в столе - я чувствую. Антон отпустил талисман на шее, снял куртку и послушно подошел к столу. Амулет, Завулона прятался между бумагами и прочей канцелярской мелочью, которая возникает словно бы сама по себе с фатальной неизбежностью.

     - Завулон, у тебя нет власти надо мной, - чужим голосом произнес Антон.

     Темный маг довольно кивнул.

     - Отлично. Вынужден сделать тебе комплимент: тогда ты трясся, словно осиновый лист. А сегодня - спокоен. Ты растешь, Антон.

     - Наверное, я должен поблагодарить за комплимент? - сухо спросил Антон.

     Завулон запрокинул голову и беззвучно засмеялся.

     - Ладно, - сказал он спустя несколько секунд. - Я вижу, ты не склонен терять время. Я тоже не склонен. Я пришел предложить тебе предательство, Антон. Маленькое расчетливое предательство. От которого выиграют все, и ты в том числе. Парадоксально звучит, не правда ли?

     - Правда.

     Антон глядел в серые глаза Завулона, пытаясь понять, в какую западню угодил на этот раз. Человеку верь наполовину, Светлому - на четверть, а Темному - ни в чем.

     Завулон - самый сильный, а значит, самый опасный Темный в Москве. И, наверное, в России.

     - Поясняю. - Завулон не торопился, но и не мешкал. - О завтрашнем заседании Трибунала тебе уже известно, не так ли?

     - Известно.

     - Не ходи на него.

     Антон наконец решился сесть - на диван у стены. Теперь Завулон был справа от него.

     - А с какой, собственно, стати? - осведомился Антон.

     - Если не пойдешь - останешься со Светланой. Пойдешь - потеряешь ее.

     У Антона в груди вспух горячий ком. Дело было даже не в том, верил он Завулону или нет. Ему хотелось верить. Очень хотелось.

     Но он не забывал, что Темным верить нельзя.

     - Руководство Ночного Дозора планирует очередной глобальный социальный эксперимент. Ты это наверняка знаешь. Светлане в этом эксперименте отведена достаточно важная роль. Я не буду пытаться тебя переубедить или склонить к Тьме - это глубоко безнадежное дело. Я просто расскажу, чем воплощение в жизнь подобного эксперимента чревато. Нарушением равновесия. Вещью банальной и очень желанной для усиливающейся стороны. Последнее время Свет усилился, и мне это, естественно, не нравится. Дневной Дозор заинтересован в восстановлении равновесия. А ты - тот, кто может нам помочь.

     - Странно, - задумчиво сказал Антон. - Шеф Дневного Дозора обращается за помощью к сотруднику Ночного Дозора. Очень странно.

     - В общем-то твоя помощь нам не обязательна. Справились бы и сами. Но если ты поможешь себе - в первую очередь себе, - ты поможешь и нам тоже. А также Светлане и всем, кто неизбежно пострадает от очередного глобального эксперимента.

     - Непонятно, как я могу помочь себе и Светлане?

     - Отчего же непонятно? Светлана - потенциально очень сильная волшебница. По мере того как она растет, растет и пропасть, которая вас разделяет. Ее мощь - это фактор, который смещает равновесие в пользу Света. Если Светлана лишится на какое-то время своей мощи, равновесие восстановится. И нечему будет вас разделять, Антон. Она любит тебя - это же видно. И ты ее любишь. Неужели ты принесешь в жертву Свету свое счастье и счастье любимой женщины? Тем более что жертва все равно бессмысленна.

     Именно поэтому я предлагаю тебе маленькое и безболезненное предательство.

     - Предательство не бывает маленьким.

     - Бывает, Антон. Еще как бывает. Верность складывается из череды маленьких и расчетливых предательств. Можешь мне верить - я живу на этом свете достаточно долго, чтобы успеть в этом убедиться.

     Антон некоторое время молчал.

     - Я - Светлый. Я не могу предать Свет. По сути своей не могу - и ты это должен понимать.

     - Тебя же никто не заставляет идти против Света. К тому же своим поступком ты поможешь многим людям. Очень многим, Антон. Не это ли цель Светлого мага - помогать людям?

     - А как я буду смотреть в глаза своим? - невесело усмехнулся Антон. - После этого?

     - Они поймут, - с непонятно откуда взявшейся убежденностью сказал Завулон. - Поймут и простят. А если нет - то какие же они после этого Светлые?

     - Ты силен в софистике, Завулон. Наверняка ты заметно сильнее меня. Но оттого, что ты называешь вещи чужими именами, суть вещей не меняется. Предательство - всегда предательство.

     - Хорошо, - неожиданно легко согласился Завулон. - Тогда предавай любовь. В сущности, у тебя выбор между двумя предательствами, неужели ты не понимаешь? Предать себя или не дать свершиться очередному кровавому циклу. Предотвратить неизбежные схватки между Дозорами или позволить им произойти. Или тебе мало смертей? Ты не раз ходил в патруль с Андреем Тюнниковым. Ты дружил с девчонкой-оборотнем, с Тигренком. Где они теперь? И кого еще ты готов принести в жертву во имя Света? Не ходи завтра на заседание Трибунала, и твои друзья останутся жить. Нам не нужны новые смерти, Антон. Мы готовы уйти от схватки. Уйти с миром. Поэтому я и предлагаю тебе помочь всем. Всем! И Темным, и Светлым. И даже простым людям. Понимаешь?

     - Я не понимаю, как мое отсутствие на заседании поможет восстановить равновесие.

     - Ты ведь сталкивался уже с Темным, который приехал с Украины, правда? С Виталием Рогозой?

     - Сталкивался, - неохотно ответил Антон.

     - Он не Иной. Антон опешил:

     - То есть как не Иной?

     - Он не совсем Иной. Он - лишь Зеркало. И жить ему осталось недолго.

     - Что это.., кто такой - Зеркало?

     - Именно "что". - Завулон вздохнул. - Увы, лишь "что"... Не важно, Антон. Тебе полезнее узнать другое. Если ты не придешь на заседание Инквизиции, то крови больше не будет. Если придешь - неизбежна кровавая бойня.

     - Неявка на заседание карается Инквизицией...

     - Твое нежелание участвовать в поединке с Рогозой Инквизиция сочтет правомерным. Были прецеденты, если хочешь, я даже добуду соответствующие документы. Но можешь верить мне на слово. Пока я тебя не обманывал.

     - Мне нравится это "пока"... Завулон улыбнулся - уголком рта.

     - Что поделать. Я ведь Темный. Я не считаю полезным врать без причины.

     Завулон встал, и вместе с ним поднялся на ноги и Антон.

     - Думай, Антон. Думай, Светлый. И помни: в твоем решении твоя любовь и жизни твоих друзей. Так иногда складывается: чтобы помочь друзьям, нужно сначала помочь врагу. Привыкай.

     Завулон стремительно вышел из комнаты, а потом и из квартиры. В тот же миг в сумраке истошно завопил сторожевой знак, а маска Чхоен состроила на стене устрашающую гримасу. Вяло наведя порядок. Антон попытался собраться с мыслями.

     Верить Завулону или нет?

     Быть со Светланой или не быть?

     Вызвать Гесера и все ему рассказать или отмолчаться?

     Любая схватка, начиная от банального мордобоя и кончая интригами государств и Дозоров, - это поединок информации. Кто точнее представляет себе силы и цели противника - тот и побеждает.

     Цели Завулона и цели Антона не могут быть одними и теми же. Это абсолютно исключено. Но если сказанное шефом Дневного Дозора было сказано именно в расчете на то, что Антон отвергнет саму мысль пропустить заседание Трибунала?

     Где правда, а где ложь? Слова Завулона - клетка, но внутри клетки - капкан, а внутри капкана - мышеловка, а внутри мышеловки - отравленная приманка... Сколько слоев лжи надо снять, чтобы обнаружить правду?

     Антон достал из кармана монетку. Подбросил.., усмехнулся и спрятал в карман, даже не глянув, что выпало - орел или решка.

     Это не метод.

     Если один из двух выходов - ловушка, значит, надо искать третий.

     Чтобы попасть на рассвете на заседание Трибунала, нужно было или очень рано встать, или не ложиться вовсе. Я предпочел второе. Отосплюсь потом.

     Коллеги-Темные некоторое время настойчиво пытались вытянуть из меня мотивы моих поступков, но поскольку я и сам мало понимал, почему именно поступаю так, а не иначе, многого они от меня не добились.

     До вечера не произошло ничего особенно интересного; я лишь съездил в магазинчик, нарезающий диски для моего модернового плейера, и поинтересовался, хранятся ли у них матрицы сборников, заказываемых клиентами? Оказалось - хранятся. И я зачем-то заказал копию диска, составленного Антоном Городецким, Светлым магом. Возможно, я пытался представить через музыкальные пристрастия его взгляд на мир? Не знаю... Последнее время я разучился задавать вопросы, потому что слишком редко нахожу ответы. И еще реже - верные ответы.

     И еще одно врезалось мне в память в этот вечер: встреча в метро. Я возвращался из музыкального магазинчика. На метро. Сидел, сунув руки в карманы куртки (спасибо, коллеги-Темные забрали мои вещи из штаба в аэропорту) и слушал купленный диск. Никольский пел "Зеркало мира". Мне было хорошо и покойно.

     Сущность явлений и лет вереница, Лица друзей и маски врагов Ясно видны и не могут укрыться От взора поэта - владельца веков. Свет дальних звезд и начало рассвета, Жизни секреты и тайны любви В миг вдохновенья, солнцем согретый, Все отражается в душе поэта, В зеркале мира...

     И вдруг что-то неуловимо изменилось вокруг. Диктор как раз предостерегал незадачливых пассажиров: двери, мол, закрываются. Я нажал на "паузу" и вскинулся, оглядываясь.

     И увидел его. Подростка лет четырнадцати-пятнадцати. Несомненно, он был Иным. Наверняка инициированным, поскольку он завороженно глядел на меня через сумрак и от сумрака достаточно умело заслонялся. Но его аура была девственно чиста. Чиста, как свежевыпавший снег, одинаково далеко отстоящий и от Света, и от Тьмы. Он был Иным, и при этом ни Светлым, ни Темным.

     Мы смотрели друг на друга очень долго, весь путь до следующей остановки. Наверное, мы продолжали бы смотреть и дальше, но подростка одернула статная женщина, видимо мать.

     - Егор! Ты уснул? Выходим.

     Подросток встрепенулся, в последний раз взглянул на меня с неясной тоской и шагнул на перрон. А я остался в вагоне.

     Еще с минуту я не мог прийти в себя, по-прежнему не понимая, чем поразил меня этот Иной. Что-то он мне напомнил. Что-то очень важное, но неуловимое. Я никак не мог сообразить - что.

     Лишь вернувшись к Никольскому и "Зеркалу мира", я немного успокоился.

     В зеркале видно, кто и как жил, Видно, кто песню - не правду сложил, Видно, кто хочет, чтобы все-была ночь, Видно, я должен людям помочь. Зеркало мира есть у меня, Хочешь взглянуть - так не бойся огня, Этот огонь воспоет моя лира, Пусть люди знают - есть добрая сила В зеркале мира...

     Странно. Эта песня больше подошла бы Светлым. Так почему же у меня, у Темного, так щемит где-то у сердца?

     С этим неясным чувством я и вернулся в офис Дневного Дозора. Пожилой, умудренный годами дядька-вампир шарахнулся от меня, как святоша от искуса. Я встрепенулся и вдруг сообразил, что в моей собственной ауре цветут голубовато-белым несколько светлых полос.

     - Простите. - Я привел ауру в порядок. - Это маскировка.

     Вампир подозрительно поглядел на меня; из дежурки выглянула вампирша - можно было спорить на что угодно - жена.

     Печати мои они проверили очень тщательно и, похоже, собирались мурыжить меня до последнего, но тут в офис вошел Эдгар с молоденькой ведьмой. Он понял все с первого взгляда, и не в меру бдительной вахте хватило единственного движения бровью. Эдгар кивнул мне и пошел к лифтам. Ведьма поедала меня взглядом.

     В лифте она осмелилась на вопрос:

     - Вы новенький?

     Ее голос выражал целый спектр эмоций и устремлений, анализировать которые у меня не возникло ни желания, ни возможности. При Эдгаре и остальных сильных Иных мне почему-то не хотелось демонстрировать собственную силу.

     Эдгар заинтересовался, причем я ощутил, что ему действительно интересно, как я отвечу.

     - Ну, в определенном смысле - новенький. Ведьмочка улыбнулась.

     - А правда, что вы в одиночку разогнали четверых боевиков-Светлых и убили тигрицу?

     Эдгар еле заметно искривил губы в саркастической улыбке, но снова заинтересованно промолчал.

     - Правда.

     Задать новый вопрос ведьма не успела. Мы приехали.

     - Алита, - сказал Эдгар почему-то густым шаляпинским басом. - Нашего гостя будешь мучить потом. Сначала отчитайся перед Анной Тихоновной...

     Алита с энтузиазмом кивнула и обратилась ко мне:

     - А можно к вам на кофе заглянуть? Через часик?

     - Можно, - позволил я. - Только у меня нет кофе.

     - Я принесу, - пообещала ведьмочка. И направилась к офису.

     Она не спросила, где я живу. Значит, знала. Несколько секунд я глядел ведьмочке в спину. Спина в модной серебристой куртке, какие носят горнолыжники и туристы (мне сразу вспомнились мои лесные знакомые), была украшена ярким рисунком: анимэшная большеглазая девица с вытянутой в ударе ногой и надпись "Battle Angel Alita". Рисунок и надпись частично закрывались рассыпавшимися поверх куртки длинными волосами ведьмочки.

     Эдгар тоже поглядел Алите вслед. Там было на что поглядеть, невзирая даже на зимнюю экипировку.

     - Придет, - глубокомысленно заметил Эдгар. - Она о тебе уже спрашивала. Я пожал плечами.

     - Завтра трибунал, - переключился я на другую тему. - Мне как? Прогуливать? Или со всеми?

     - Со всеми, естественно, ты ведь свидетель. - Эдгар огляделся. - Может, зайдем в кабинет?

     - Зайдем.

     Почему-то я был уверен, что этот кабинет никогда не использовался настоящим шефом Дневного Дозора, ныне в Москве отсутствующим, в качестве директорского. Скорее всего это кабинет Эдгара или кого-то из высших Темных. Я с удовольствием повалился в кресло, машинально отметив, что оно куда удобнее продавленных диванов в вагонах метро. Эдгар выставил откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка.

     - Хлопнем? - предложил он.

     - Хлопнем.

     С чего отказываться от старого "Коктебеля"?

     - Это хорошо, что ты приехал, - сказал Эдгар, разливая коньяк. - Иначе нам пришлось бы тебя разыскивать.

     - Дабы разъяснить тактику и стратегию поведения на завтрашнем заседании трибунала? - попытался угадать я.

     - Именно.

     Коньяк был хорошим. Мягким и ароматным. Пусть не самой известной и престижной марки (а какая это, кстати?), но мне очень понравился.

     - Я даже не буду больше выяснять, почему ты так странно себя ведешь. Мне, если честно, запретили это делать. Оттуда. - Эдгар многозначительно зыркнул в потолок - Я тем более не стану пытаться выяснить, кто ты есть на самом деле. По все той же причине. Я хочу только спросить: ты с нами? Ты с Дневным Дозором? С Темными? На тебя можно рассчитывать завтра, как на своего?

     - Безусловно, - сказал я, не задумываясь. И уточнил:

     - Это ответ на все вопросы.

     - Это хорошо, - вздохнул Эдгар несколько тоскливо и залпом осушил шарообразный бокал.

     По-моему, он мне не верил.

     Коньяк мы допили в полном молчании. О поведении на завтрашнем заседании Трибунала Эдгар не счел нужным совещаться. Видимо, решил, что я все равно поступлю по-своему. И был глубоко прав.

     Ночь я провел с Алитой. За разговорами и кофе - ведьмочка умудрилась добыть забытый ныне "Casa Grande". Расположившись в креслах, мы болтали - обо всем и ни о чем. Давно у меня не случалось такого праздника: просто сидеть и болтать. О музыке, в которой я, оказывается, разбирался весьма прилично. И литературе, в которой я разбирался похуже. О кино, в котором не разбирался вовсе. Алита периодически пыталась вывести меня на разговор обо мне и о моих умениях, но делала это настолько бесхитростно, что мне даже лень стало подозревать, будто ее заслала бдительная Анна Тихоновна.

     За час до рассвета в дверь постучали.

     - Открыто! - крикнул я. Вошли Эдгар и Анна Тихоновна.

     - Готов? - спросил Эдгар.

     - Аки пионер, - заверил я. - Выдвигаемся кучно? На бронетехнике или пешим порядком?

     - Не паясничай. - Анна Тихоновна поджала губы и строго поглядела на Алиту. Та невинно хлопала глазами.

     - Ладно, не буду, - пообещал я. - Куда ехать-то? Я и не знаю.

     В принципе я не сомневался, что направление и место подскажет моя скрытая в глубинах сознания безотказная планида. Но все же спросил.

     - Главное здание МГУ, - сообщил Эдгар. - В башне. Там Шагрон внизу со своей машиной, можешь поехать с ним.

     - Хорошо. Поеду с ним.

     - Удачи вам, - пожелала Алита, направляясь к выходу. - Я зайду завтра, ладно, Виталий?

     - Нет, - мрачно сказал я. - Не зайдешь.

     Я знал совершенно точно, что я прав. Но пока еще не понимал, почему именно.

     Алита пожала плечами и ушла. Следом выскользнула Анна Тихоновна. Хм... А может, все-таки старая карга подослала девчонку? А та принялась своевольничать и ничего у меня не стала выпытывать. Если так, то Алите можно только посочувствовать: Анна Тихоновна из нее душу вынет, выжмет и высушит. Небо с овчинку покажется и сплошь в алмазах.

     Дотянувшись до мобильника, я набрал номер Шагрона, даже не потрудившись удивиться тому, что я его знаю.

     - Шагрон? Это гость с юга. Подбросишь? Ага, выхожу.

     - Ладно, я тоже поехал, - сказал Эдгар. - Не тяните резину. Инквизиция страшно не любит, когда кто-нибудь опаздывает.

     Одевшись, я запер дверь и спустился. Вампиры с вахты теперь глядели на меня гораздо спокойнее - то ли с ними провело задушевную беседу непосредственное начальство, то ли сами докопались до правды. Впрочем, до какой правды? Правда даже мне не желает открываться. Так, иногда вдруг приоткроется кусочек мозаики, приподнимется на миг занавес, и снова наползет, застилая глаза, дымная непроглядная пелена.

     "BMW" Шагрона фырчал выхлопом метрах в двадцати, прямо под знаком "Остановка запрещена". Я сел справа от Шагрона.

     - Доброе утро.

     - Надеюсь, доброе, - буркнул Шагрон. - Едем?

     - Ну, если никого больше не ждем, то едем.

     Шагрон молча вклинился в плотный поток машин.

     Езда по заснеженной Москве в час пик - это отдельная песня. Шагрон то и дело усмирял не в меру ретивых водителей-соседей через сумрак. А то нас бы непрерывно подрезали, прижимали к соседнему ряду, оттирали от внезапно открывающихся лазеек. Я на всякий случай пристегнулся. Шагрон что-то бубнил, сцепив зубы. Ругался, наверное.

     После бессонной ночи невыносимо тянуло в блаженную дрему. Тем более что кресло добротной немецкой иномарки весьма к этому располагало. Если бы я решил послушать музыку - точно убаюкался бы и уснул. Но музыку слушать сейчас не хотелось. И я оставался в мире, наполненном рокотом десятков двигателей, тихим гулом включенного климатизатора, резкими руладами автомобильных сигналов и шелестом грязно-серой снежной каши под протекторами.

     Предпочти мы метро - успели бы гораздо раньше. А так спустя полчаса все еще ползли по запруженной Остоженке в сторону проспекта Вернадского. Пробка росла и отращивала солидный, как у кометы, хвост, направленный к центру Москвы.

     - Елы-палы, - сердито прошипел Шагрон. - Можем ведь и застрять.

     - Откроем портал, - пожал я плечами. Шагрон посмотрел на меня странно.

     - Виталий! Мы едем на заседание Трибунала под патронажем Инквизиции! Твой портал сдохнет в двух километрах от цели!

     - А, - сказал я беспечно. - Верно. Я и забыл. Кстати, об этом я мог бы догадаться и сам. Магические воздействия и вообще применение магии в процессе работы Трибунала запрещены. Я-во-мне услужливо подсказал, что ранее случались нарушения, но лишь в годы свирепых перемен, напрямую связанных с собственно нарушениями.

     Впрочем, сейчас ведь тоже время перемен. Конец тысячелетия. Перелом. Вон, летом с каким страхом народ ожидал затмения, как дрожал перед турецким землетрясением... И ничего, пережили.

     Правда, пережив, все мы стали немного другими. И Иные, и особенно люди.

     - М-мать! - заорал Шагрон, выдергивая меня из раздумий.

     Я не успел даже взглянуть в лобовое стекло. Одновременно с оглушительным ударом меня швырнуло вперед, мучительно сжало грудную клетку, ремень безопасности пребольно впился в грудь. С противным тонким свистом на руле выросла пузатая подушка, и Шагрон, скользнув по ней лицом и грудью, грянулся о место, где стекло смыкалось с крышей. Противно тренькнуло где-то снаружи, посыпалось мелкое стеклянное крошево. На снег оно падало бесшумно, но об обшивку соседних автомобилей выбивало беспорядочную барабанную дробь.

     И, словно в насмешку, нас шарахнуло сзади. В корму, в багажник.

     Пару секунд, похожих, наверное, на старт космического челнока, и меня прекратило жевать и швырять. Настал блаженный миг динамического покоя.

     Шагрон сполз по рулю назад в кресло, оставляя кровавый след на пузыре. Кажется, у него еще и рука была сломана. Не пристегнулся, дурак... Сколько теперь будет регенерировать?

     Вокруг надрывались автомобильные сигналы.

     Со смешанным чувством я отстегнулся и толкнул дверцу. Встал на усыпанную битым стеклом и покрытую утрамбованным снегом дорогу.

     Под небольшим углом наш капот был протаранен красной "нивой". А в смятый, словно надкушенный, багажник тыкался мордой холеный японский джип. Некогда холеный. Впрочем, джип не слишком пострадал: фару разбил на кенгурятнике да сам кенгурятник слегка погнул. Видно, успел притормозить.

     - Ты че, козел? - налетел на меня некто из джипа, состоящий из затененных очков, бритой башки, бочкообразного торса, затянутого в нечто малиново-черное, и стильных штиблет сорок последнего размера.

     Глаза у этого субъекта были белые, как аура младенца.., или как аура парнишки Егора из метро.

     Не видит, что ли, протаранившей нас "нивы"?

     И тут малиновые одежды субъекта вспыхнули тусклым синеватым огнем. Субъект завизжал, как боров под ножом.

     Я узнал заокеанское заклинание, именуемое в народе "спайдерфлейм". "Паучье пламя". И тут меня, не успевшего опомниться от атаки малинового, взяли за шиворот и развернули.

     Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это его. Светлого мага-меломана, Антона Городецкого.

     - Кто ты? - яростно прошептал он. - Кто ты, забери тебя Тьма? Только не ври!

     Глаза у него были еще белее, чем у пляшущего нечто на манер джиги субъекта из джипа.

     В моей голове словно что-то щелкнуло. А губы сами прошептали два слова:

     - Зеркало мира...

     - Зеркало... - эхом повторил Светлый. - Будь вы прокляты! Будь все проклято!

     Мне захотелось ехидно ввернуть, что проклятия - удел Темных, но я сдержался. Правильно сделал, что сдержался. Аура Антона бушевала багровым и лиловым. Я, бесспорно, был сильнее его, но.., казалось, что сейчас Городецкого поддерживает какая-то непонятная сила, ни к Свету, ни к Тьме отношения не имеющая, но не менее могучая. И исход поединка, случись он, был для меня неясен.

     Отпустив воротник моей куртки, Антон развернулся и слепо побрел прочь, протискиваясь между машинами и не обращая внимания на гудки и проклятия из-за приспущенных стекол. Где-то совсем рядом завывали сирены автоинспекции. Пробка наглухо закупорила Остоженку, лишь на встречной полосе осталась узкая щель, в которую торопливо, с матерками и бибиканьем, протискивались по одному редкие счастливцы.

     Я взглянул на часы. Чтобы добраться до Университета, у меня осталось пятнадцать.., впрочем, уже четырнадцать минут. Причем транспортной магией я пользоваться заведомо не мог.

     Первым делом - как там Шагрон?

     Обойдя "ниву" с распахнутой дверцей, я подошел к пострадавшему "BMW" со стороны шофера. Шагрон был без сознания, но в первый же миг опасности он рефлекторно сообразил поставить охранную пленку и скользнуть в сумрак. И теперь он регенерировал, словно куколка, и жадный сумрак ничего не мог ему сделать.

     Выживет. Оклемается, причем достаточно быстро. Вероятнее всего, в карете "Скорой помощи", ежели та сумеет пробиться сквозь пробку. Шагрон достаточно сильный маг, чтобы такая мелочь, как автомобильная авария, смогла серьезно ему повредить.

     А значит, до встречи, Шагрон. Думаю, Инквизиция не будет на тебя в претензии. Форс-мажорные обстоятельства все-таки.

     И тут я увидел свое спасение. Ловко лавирующего по самому краю проезжей части паренька на мизерном оранжевом мокике. Вот кому никакие пробки не страшны...

     Хоть, конечно, не сезон для подобного транспорта. Но все же...

     И я скользнул в сумрак.

     В сумраке мокик был похож на сказочного конька-горбунка. Маленький, с рожками-рулем и глазиком-фарой.

     - Слазь, - велел я пареньку.

     Тот покорно встал на ноги.

     Перемахнув через капот бежевого "опеля", я принял руль. Мокик преданно фырчал на холостых оборотах.

     Ну, вперед. Паренек манекеном застыл на тротуаре, слепо сжимая в руке вложенные мною доллары. А я крутанул на себя рукоятку газа и, чуть не ободрав полированный бок ближайшей машины, стал протискиваться к границе пробки. К Садовому кольцу.

     Приноровиться к крохотной, привыкшей к теплому японскому асфальту, а отнюдь не к московской наледи, "хонде" оказалось довольно просто. И лавировать между машинами у меня тоже получалось достаточно лихо. Но вот скорости настоящей мокик не давал - километров тридцать от силы. И я понял, что не успею. Даже если брошу трудягу-"хонду" и нырну в ближайшее метро - от станции метро "Университет" до главного шпилястого здания все равно далеко. Можно, конечно, заморочить очередного автомобилиста, но где гарантия, что мы убережемся от утренних пробок? Я смутно помнил, что в районе Университета проспекты широченные, но уверенности у меня все равно не было. Если же и дальше ехать на "хонде" - я сохранял мобильность практически до цели. Но, с другой стороны, дорогу я себе представлял только в общих чертах. Не москвич я, увы. Надеяться на безотказного доселе внутреннего помощника? Можно, конечно. Но вдруг он подведет именно сейчас? В самый ответственный момент? Обычно так всегда и случается.

     Я прислушался к себе. В лицо хлестал холодный ветер, насыщенный отработанными газами. Москва дышала углекислым газом...

     Мой верный помощник, видимо, спал.

     Садовое кольцо и метро "Парк культуры" я проскочил. Но когда впереди замаячило здание станции "Фрунзенская", я решил спускаться под землю. Время требовало.

     Я не успел даже дойти до ступенек перед входом в метро, а мокик уже сперли. Коротко хрюкнул, запускаясь, двигатель, и кто-то проворный погнал трудолюбивый и безотказный японский механизм прочь, торопясь нырнуть куда-нибудь в боковые улочки. Эх, люди-люди... Заботятся о вас Светлые, защищают, берегут, а вы быдлом были, быдлом и остаетесь. Зверьем без совести и сострадания. Растолкать локтями, украсть, продать, набить брюхо, а там - хоть трава не расти. До чего же противно...

     Через турникеты я просто перепрыгнул - в сумраке, незримой тенью. Некогда было покупать карточку и совать ее в щель магнитоприемника. Ничего, страна не обеднеет.

     И по эскалатору я соскользнул, не выходя из сумрака. Вскочил на медленно ползущую ленту перил и ринулся вниз, едва успевая в вязком сером киселе переставлять ноги. От платформы как раз готовился отойти поезд; пока я соображал, идет ли он в нужную сторону, двери успели закрыться. Ну, ничего, мне это не помеха. А вот поехать в центр мне совсем не улыбалось.

     В вагон я вскочил прямо сквозь дверь, через сумрак. Легонько раздвинул изумленных пассажиров и возник словно бы из пустоты.

     - Ой! - сказал кто-то.

     - Скажите, это Москва? - ляпнул я зачем-то. Из глупого жеребячьего озорства, наверное.

     Мне не ответили. Ну и ладно. Зато свободного места вокруг сразу стало заметно больше. Я взялся за поручень и закрыл глаза.

     "Спортивная". Закрытые "Воробьевы горы" - поезд еле ползет; в щелях между неплотно пригнанными металлическими щитами то и дело мелькают электрические огоньки и льется серый полусвет наступающего утра. Уже рассветает...

     Наконец, "Университет". Эскалатор, длиннющий и запруженный. Снова приходится ждать. Все, я точно опоздал.

     Наверху было почти светло. Окончательно осознав, что к началу заседания не поспеть, я вдруг совершенно успокоился и перестал торопиться. Совсем. Добыл из кармана бусины наушников, оживил плейер с диском Антона Городецкого и пошел ловить машину.

***

     - Время, - тихо провозгласил Инквизитор. - Все, кто не успел ко сроку, ответят позже по всей строгости Договора.

     Присутствующие поднялись на ноги. И Темные, и Светлые. И сотрудники Дозоров, и судьи. И Гесер, и Завулон, о котором все думали, будто его нет в Москве. И Инквизитор Максим, и двое Инквизиторов-наблюдателей, облаченных в серые балахоны. Все, кто собрался в башенке главного здания Московского университета. Маленькое помещение пятиугольной формы невидимым сумеречным этажом накрывало музей землеведения и служило исключительно для нечастых заседаний трибунала Инквизиции. В послевоенные годы сумеречные помещения строили довольно часто - это обходилось дешевле, чем постоянное противодействие ГБ и милиции, постоянно сующим нос не в свое дело. Было прекрасно видно, как на востоке из-за горизонта наползает алое сияние восхода и с каждой минутой блекнут феерические сполохи, все еще пляшущие над зданием МГУ со времени концерта Жан-Мишеля Жарра на московском юбилее. Иным следы лазерного представления будут видны еще долго, даже без входа в сумрак, где цвета блекнут и исчезают. Очень уж много людей восхищенно смотрели за красочным представлением, выплескивая свои эмоции в сумрак.

     Максим, облаченный в обычный деловой костюм, а не в балахон, как другие Инквизиторы, мановением руки развернул в сумраке серое полотно, испещренное пылающими красными буквами. Три десятка голосов стали нараспев читать:

     "Мы - Иные. Мы служим разным силам. Но в сумраке нет разницы между отсутствием Тьмы и отсутствием Света..."

     Огромному городу и огромной стране было невдомек, что почти все, кто определяет судьбы России, собрались сейчас здесь, а вовсе не в Кремле. В запущенной тесной каморке под самым шпилем здания МГУ, где в лежалую пыль поставлены стулья, легкие креслица, даже пляжные шезлонги - кто что сподобился принести. Столом никто не озаботился - его и не было.

     Иные не очень чтят дешевые ритуалы: суд - это действие, а не действо. Поэтому никаких мантий, париков и скатертей. Лишь серые балахоны наблюдателей, но никто уже толком и не помнит, почему Инквизиторы иногда носят эти балахоны.

     "Мы ограничиваем свои права и свои законы. Мы - Иные..."

     Алые буквы Договора горели в полумраке, олицетворяя Истину и Правосудие. И звучали голоса:

     "Мы - Иные..."

     Три десятка голосов:

     "Время решит за нас".

     Договор был прочитан и начался, собственно, Трибунал. По традиции - с наименее важных дел.

     Судья, один из облаченных в балахон Инквизиторов, не вставая с вертящегося рояльного табурета, без всякой торжественности, вполне будничным тоном объявил:

     - Дело первое. Браконьерство со стороны Темных. Введите виновную.

     Даже не подозреваемую - виновную. Вина уже доказана. Свидетели лишь помогут уточнить обстоятельства и степень вины. А суд вынесет приговор. Безжалостный и справедливый.

     - К сожалению, прибыли не все свидетели. Не хватает Виталия Рогозы, Иного, зарегистрированного в Николаеве, Украина, и временно зарегистрированного в Москве, отсутствующего по невыясненной причине; а также Андрея Тюнникова и Екатерины Сорокиной, погибших в результате дел, которые будут рассматриваться несколько позднее...

     Суд был кратким и жестким:

     - Виктория Мангузова, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве, виновна в рецидиве нелицензированной охоты. Подлежит развоплощению. Есть ли возражения и дополнения к приговору со стороны Дозоров?

     Возражений не было ни у Темных, ни, разумеется, у Светлых.

     - Приговор привести в исполнение незамедлительно, - сказал Инквизитор. Посмотрел на Светлых - традиционно приговор исполняли сотрудники самих Дозоров.

     Илья встал, поправил очки. Внимательно посмотрел на вампиршу - та взвыла, понимая, что спасения нет. Во взгляде мага не было ни ненависти, ни радости. Ничего, кроме собранности. Он протянул руку и коснулся сквозь сумрак регистрационной печати на груди вампирши.

     Через мгновение Виктория осела на пол. Она не истлела, как случилось бы с более старой вампиршей, ее тело еще не прожило свой срок. Но то, что заменяет вампирам жизненную силу, то, что годами отбиралось у людей, бесследно растворилось в сумраке. В комнате стало чуть-чуть холоднее. Илья поморщился и еще одним скупым жестом отправил тело в сумрак.

     Навсегда.

     Так вершится суд Иных.

     - Дело второе. Убийство неинициированного Иного Иной-оборотнем, Темной. Введите виновную...

     Вопросы. Ответы. Короткое совещание Инквизиторов.

     - Оксана Дацюк, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве. Признана невиновной в умышленном убийстве; действия классифицируются как самозащита. Признана виновной в превышении пределов необходимой обороны; подлежит лишению охотничьей лицензии сроком на десять лет. В случае рецидива или любого нарушения до пятого уровня силы включительно подлежит немедленному развоплощению. Есть ли возражения и дополнения со стороны Дозоров?

     Илья посмотрел на Гесера и снова поднялся:

     - У нас есть возражения. Жизни Иной ничто не угрожало. В убийстве человека необходимости не было. Мы требуем увеличить срок лишения лицензии до пятидесяти лет.

     - До тридцати, - ответил Максим, будто заранее ожидал такого требования. Впрочем, он его и ожидал...

     - До сорока, - холодно сказал Гесер, не вставая. - Предоставить все необходимые обоснования?

     - До сорока, - согласился Максим. Посмотрел на Темных, но те не вмешивались, справедливо полагая, что судьба оборотня не стоит спора.

     - Освободить подсудимую из-под стражи... Перед бледной испуганной девчонкой распахнули дверь. Она бросилась прочь, счастливая и еще не понимающая, что в сущности ее все-таки казнили. Сорок лет - очень большой срок для оборотня, берущего силу лишь из человеческих жизней. Она успеет одряхлеть, а возможно, и умереть, не имея возможности противостоять надвигающейся старости.

     - Дело третье. Нападение на Иного, Темного, сотрудниками Ночного Дозора. Ввиду отсутствия потерпевшего суд считает уместным провести перекрестный допрос уцелевших виновных и руководства Ночного Дозора, допустившего несанкционированное применение силы против Иного, Темного. Все протесты со стороны Светлых заранее отклоняются.

     Гесер поморщился; Завулон позволил себе сдержанно улыбнуться.

     Светлана Назарова, Светлая волшебница, обеспокоенно взглянула на часики. Она нервничала из-за опоздания Антона Городецкого, Светлого мага.

     - Может быть, целесообразнее установить причину отсутствия троих приглашенных? - осторожно спросил Гесер, невольно подхватывая официальность речи у судей. - Поверьте, я вовсе не пытаюсь выиграть время. Меня тревожит отсутствие сотрудника Ночного Дозора и одного из главных возмутителей спокойствия последних недель.

     Инквизиторы переглянулись, словно беззвучно принимая общее решение.

     - Инквизиция не возражает, - бесстрастно сказал Максим. - Разрешается необходимое магическое воздействие.

     Наблюдатели от Инквизиции качнули балахонами, перемещая охранные амулеты. Может быть, поэтому они и носят балахоны, чтобы никто не мог видеть, как они работают с амулетами и с какими именно амулетами? У Инквизиции свои методы, свои законы и свое оружие...

     В воздухе развернулся наблюдательный шар. Серая мгла, пронизанная извилистыми линиями. Большая часть из них исчезла, остались лишь три.

     Три нити судеб, сошедшиеся недавно в одной точке. Одна нить поблекшая, еле тлеет. Иной ранен...

     - Это Шагрон, - выдохнул сложивший с себя полномочия заместителя шефа Темный маг Эдгар. - Это же Шагрон!

     Две другие нити разошлись, но вот-вот должны были встретиться - прямо перед зданием Университета.

     Стычка. Снова стычка Темных и Светлых, и снова жертва. Пока еще не смертельная.

     - Ночной Дозор просит Инквизицию вмешаться! - рявкнул Гесер. - Максим, Оскар, Рауль, они же поубивают один другого!

     Сказать "друг друга" Гесер, конечно же, не решился.

     Рядом с шефом Ночного Дозора встала женщина - Иная, Ольга, недавно вновь обретшая способности волшебницы, причем очень сильной, поэтому утратившая право на фамилию, но еще не получившая право на сумеречное имя. Она коснулась локтя Гесера и вопросительно посмотрела на судей.

     Светлана побледнела - казалось, ее лицо стало восковым.

     Темные молчали. Завулон задумчиво почесывал кончик носа.

     - Трибунал запрещает вмешательство, - сухо объявил один из судей.

     - Почему? - бессильно спросила Светлана. Она попыталась подняться из легкого плетеного креслица, но у нее не хватило сил. Физических сил. Настоящая сила, магическая, сила Иной, Светлой волшебницы, непроизвольно начала закручиваться вокруг Светланы в тугую объемную спираль.

     Иные в гневе и вообще в экстремальных ситуациях, как и люди, зачастую сильнее самих себя спокойных.

     - Почему? - Голос Светланы звенел. - Везде, где появлялся этот Темный, потом умирали Иные или люди. Он убийца! Вы позволите ему убивать и дальше?

     Судья оставался невозмутимым.

     - Виталий Рогоза, Иной, Темный, за время пребывания в Москве ни разу не нарушил ни единого уложения Договора и ни разу не превысил пределов допустимой обороны. Он чист перед Инквизицией. Мы не имеем никакого основания вмешиваться.

     - Когда основания появятся, будет уже поздно! - резко сказал Гесер.

     Инквизитор лишь пожал плечами.

     - Он будет мстить за Шагрона, - негромко сказал кто-то из Светлых и закашлялся.

     Двое магов - Светлый и Темный - приближались ко входу в здание МГУ, и по мере того как между ними таяло расстояние, у всех присутствующих на Трибунале крепла уверенность, что в башенку поднимется только один из них.

     Вот только кто?

***

     Не знаю уж зачем, но из машины я вышел метров за триста до входа в университетский корпус. Я видел над зданием мельтешение цветных пятен, лучей и объемных фигур; я чувствовал, что некая непонятная мне сила сдерживает обычную высшую магию, не позволяет ею воспользоваться. И еще чувствовал, что там, на самой верхотуре, откуда начинает расти острый шпиль московского небоскреба, набухает светло-серое облако, ассоциирующееся у меня с бомбой замедленного действия.

     Оглядевшись, я зашагал по тротуару. По идее мне следовало торопиться, но шел я в среднем темпе. Так, наверное, было нужно.

     Только не спрашивайте - кому?

     Плейер сочился очередной мелодией; она мне не понравилась, и я на ощупь коснулся скип-сенсора. Что на этот раз?

     Мое имя - стершийся иероглиф,

     Мои одежды - залатаны ветром...

     Что несу я в зажатых ладонях,

     Никто не спросит, и я не отвечу...

     "Пикник". "Иероглиф". Это годится - неторопливая мелодия для того, кто все равно уже опоздал и кому остается только сосредоточиться и обрести всеобъемлющую невозмутимость восточных мудрецов.

     Интересно, среди восточных мудрецов встречались Иные? Или вопрос следует задавать не так - встречались ли среди них люди?

     Интересно было бы узнать...

     Заморочить вахту мне удалось - видимо, простейшие "бытовые" заклинания разрешались даже во время работы Трибунала.

     Я подошел к лифтам - вестибюль был странно безлюден. Может быть, подсознательно люди чувствовали присутствие рядом всех сильнейших Иных Москвы и старались не появляться здесь? Нажал на кнопку, и сразу же открылась дверь одного из лифтов. Я вошел, машинально оглянулся: не спешит ли все-таки кто-нибудь к лифту...

     И увидел Антона. Только что прошедшего мимо все еще бездействующей охраны.

     Интересно, как он меня нагнал? Тоже реквизировал мокик или мотоцикл?

     Я стоял, ожидая. Антон смотрел на меня, будто раздумывая, и тоже ждал.

     После некоторой заминки я нажал на кнопку, и двери лифта сошлись. Я начал подниматься наверх. Но не сразу на самый верх, а примерно на две трети высоты здания. Оказалось, что еще выше возможно подняться только на другом лифте, который действует исключительно на верхних этажах. А туда, куда мне было нужно, и вовсе вела лишь широкая мраморная лестница со старыми пятнами известки на ступенях. Лестница приводила к двери, открытой в сумраке, но, естественно, наглухо запертой в обычном мире.

     Перед лестницей как раз подошло к концу священнодействие "Пикника", и плейер случайным образом выбрал очередную песню:

      Мне снятся собаки, мне снятся звери,

     Мне снится, что твари, с глазами как лампы,

     Вцепились мне в крылья у самого неба,

     И я рухнул нелепо, как падший ангел...

      Раньше я слышал эту песню "Наутилуса" лишь мельком, но теперь она вдруг отозвалась в самой душе. Поднимаясь к запертой двери и ныряя в сумрак, я напевал ее вместе с Бутусовым.

      Я не помню паденья, я помню только

     Глухой удар о холодные камни.

     Неужели я мог залететь так высоко

     И сорваться жестоко, как падший ангел?

     Прямо вниз, туда, откуда мы

     Вышли в надежде на новую жизнь.

     Прямо вниз, туда, откуда мы

     Жадно смотрели на синюю высь.

     Прямо вниз...

    Бутусова и меня мог слышать любой Иной, невзирая на то, что реальный звук рождался лишь в крохотных бусинах наушников и таял до полной неразличимости уже в шаге от меня.

     Мы вошли в помещение, где вершился Трибунал, вместе. Я - и падший ангел.

     Я пытался быть справедливым и добрым,

     И мне не казалось ни страшным, ни странным,

     Что внизу на Земле собираются толпы

     Пришедших смотреть, как падает ангел...

      Гесер. Завулон. Инквизитор Максим. Темные - с кем мне последние дни приходилось и пить кофе, и вести беседы; Эдгар, Юрий, Коля, Анна Тихоновна... Светлые - с кем мне последнее время приходилось и драться, и пикироваться на грани фола: Илья, Гарик, Толик, оборотень-медведь. Незнакомые Иные, тоже Темные и Светлые, причем кое-кто явно не имеет отношения к Дозорам. Двое в балахонах - кажется. Инквизиторы.

     И - Светлая волшебница с искаженным лицом. Такие лица бывают у людей и у Иных, когда у них отнимают близких.

     И в открытые рты наметает ветром

     То ли белый снег, то ли сладкую манну,

     То ли просто перья, летящие следом,

     За сорвавшимся вниз, словно падший ангел...

     А затем меня неудержимо поволокло вверх по призрачным ступенькам, на вершину неведомой пирамиды, по которой я все это время взбирался; и практически одновременно с этим двое в балахонах сняли запрет на высшую магию. А Светлая обрушила на меня то самое, готовое в любой момент лопнуть и взорваться облако. Сгусток силы, перед которым меркнут и кажутся сущим пустячком мегатонные заряды.

     Время остановилось.

     А я понял все. Все, что происходило, все, что происходит сейчас, и все, чему суждено произойти в ближайшее время. Понял и сглотнул судорожный ком, враз народившийся в горле.

     Я стал самым сильным магом на Земле. Магом вне категорий. Халифом на час.., да нет, на миг... Единственным в этой обветшалой круглой зале, у кого не было будущего.

     У некоторых Иных не бывает будущего...

     Зеркало! Я всего лишь зеркало. Зеркало мира. Гирька, бросаемая сумраком на подвешенное блюдце весов, когда нарушается равенство сил Света и сил Тьмы.

     У Света появилась Великая волшебница. У Тьмы столь же сильного адепта не появилось. Свет получил шанс расправиться с Тьмой раз и навсегда.

     Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак породил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из сторон. Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнюю память и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгать становится некуда - вершина, а выше только вечность и сумрак в Зеркале пропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным, в свою очередь, нарушить равновесие.

     Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю, что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого - Иного без судьбы. Не знаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала все складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя в стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда, обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.

     Или просто в часть сумрака.., не такого уж инертного сумрака, как все привыкли считать...

     Я понял все это в краткий миг перед тем, как впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я вошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его диска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что Инквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобы успокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном и в то, что в этой схватке Антон погиб.

     Светлые знали его любимые песни...

     - Умри!

     Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но не сейчас. Я - Зеркало. Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь, а я лишь становлюсь сильнее. Я уже вижу, что ждет тебя - медленное, растянутое лет на тридцать - пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, по крупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше десятка лет - время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующей попытке равновесие нарушить, неясно пока - какой стороной. Тебя ждут годы, за которые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.

     Но, во всяком случае, эти годы вы будете равными.

     Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс.., шанс, которого нет у меня.

     Затихла музыка - плейер не выдержал магического удара - техника вообще плохо реагирует на сильную магию - и брызнул мелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а куртка лопнула сразу в нескольких местах.

     Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.

     - Зеркало! - воскликнул Гесер с целой гаммой непередаваемых чувств и интонаций в голосе. - Третий раз, и третий роз к Темным!

     - А мы не устраиваем глобальных социальных экспериментов, коллега!

     Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий торжества.

     Сегодня он среди победителей. А Светлые - среди потерпевших поражение.

     Впрочем, сколько раз случалось и так же, и совсем наоборот?

     А Светлана, опустошенная и ошеломленная, еще миг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:

     - Антон!

     Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлый маг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.

     - Спасибо, Антон! - обратился к нему невообразимо довольный Завулон. - Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение. Надеюсь, тебя устраивает награда?

     - Поручение? - воскликнул Гесер. - Антон?

     Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного Дозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновь взглянул на Антона.

     А тот подошел к Светлане, счастливой и ничего не понимающей, обнял, прошептал: "Сейчас" и приблизился ко мне.

     Несколько секунд мы глядели друг другу в глаза. Друг другу. Враг врагу. Иной не-Иному. Даже не знаю, как сказать, чтобы это звучало правдиво. Ведь правд всегда как минимум две.

     - Возьми, - сказал Антон.

     И протянул мне свой плейер взамен погибшего.

     - Спасибо, - прошептал я. Снял с пояса остатки собственного. Молча вынул свой диск и вставил в подаренный плейер, будто это было самым важным сейчас. И подумал:

     "Сейчас поднимется Инквизитор и скажет, что я могу идти".

     Конечно же, я угадал. Маги такого уровня не ошибаются, даже если они и не-Иные.

     - Именем Договора, - как всегда сухо и бесстрастно объявил Максим. - Поскольку достоверно выяснено, что Виталий Рогоза не являет собой Иного в обыденном понимании этого слова, действия Ночного Дозора в отношении Виталия Рогозы не являются предметом разбирательства Инквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Он предоставлен своей судьбе.

     Можно подумать, что она у меня когда-нибудь была! У меня, у Зеркал, приходивших прежде, у мальчишки Егора, чье время еще не настало...

     - Инквизиция завершила рассмотрение дел. - Максим обвел взглядом магов. - Есть ли у Дозоров замечания или предложения?

     Нажав на "Play", я развернулся и побрел прочь. Разорванная куртка делала меня похожим не то на бомжа, не то на заурядное пугало. Но кого это заботит?

     Подаренный плейер работал в режиме случайного выбора. И снова вычленил из десятков треков нужный. Кипелов и Маврин. "Смутное время". Все, что мне остается, - это петь.

     И я запел.

     Смутное время!

     Призрак свободы на коне.

     Кровь по колено,

     Словно в каком-то диком сне

     Тешится люд,

     Бьют Старых богов,

     Молится люд,

     Ждут Праведных слов!

     В небе комета -

     Близких несчастий верный знак.

     Воины Света

     Павших сжигают на кострах.

     Воины Тьмы

     Мир взяли в кольцо.

     Тысячи птиц

     Вниз рухнут дождем.

     Смутное время, тот, кто не вправе более именоваться Виталием Рогозой. Для того, кто поднялся, лишь чтобы упасть. Для падшего ангела.., темного ангела. Смутное время для тебя и для Иных. Конец тысячелетия. Время, когда невозможно отличить Свет от Тьмы, а Тьму от Света. Время смертей и схваток. Смутное время.

    Мы не знаем, кто мы -

     Дети красной звезды,

     Дети черной звезды

     Или новых могил...

     Танец Смерти прост и страшен,

     Но пока не пробил час

     За грехи всех жизней наших

     Время смут карает нас!

     Я тоже не знаю - чье я дитя. Я знаю только одно: за чужие грехи время смут чаще карает тех, кто грехов не совершал. Или совершал, но совсем не те, за которые карают. Но мне не позволили выбирать. Мне не дали судьбы.

     Мы еще живы.

     Кто-то спасется, кто-то нет.

     Диким порывом

     В крепости нашей гасят свет,

     Сорванный флаг -

     Знак

     Сдачи врагам,

     Но не возьмешь,

     Врешь -

     Мы живы пока!

     Я пока жив. И я пою. Я пою, хотя наверняка знаю, что в следующей песне Кипелова и Маврина есть и такие строки:

     Не проси - не возьму тебя с собой.

     Не смотри - смысла жизни я не знаю.

     Не желай тайны выведать чужой.

     Вот и все - я лишь дух, я исчезаю!

     Я лишь дух. Я лишь Зеркало. Зеркало, отразившее все, для чего было призвано. Но я не могу не просить и не верить. Я ухожу, чтобы исчезнуть, но я прошу, я надеюсь, я хочу верить - возьмите меня с собой! Возьмите!

     Я верю.

     Я надеюсь.

     Я верю.

     Я наде...