Драматическая история в трех действиях(в сокращении) * Авторизованный перевод с чувашского П. Демина Д е й с т в у ю щ и е л и ц а: Катя Серебрякова — 25 лет. Герасим Кремнев — 25 лет. Нина Осиповна — 50 лет. Потап — 70 — 75 лет. Виктор Александрович — 35 – 40 лет. Алевтина — 23 лет. Фрося — 50 лет. Максим — 11 – 12 лет. Филин — 25 лет. Нюра — 22 лет. Оксана — 35 лет. ПРОЛОГ Суперзанавес Нагромождение ледяных глыб. Среди них чернеют палатки совместной российско-американской научной экспедиции. Два государственных флага. Лед и небо без конца и без края. Безлюдье. Безмолвие. Голоса по радио. В соответствии с соглашениями между двумя великими державами о совместных космических исследованиях, на полигоне «Арктика-Два» начинается очередной эксперимент. (То же на английском языке.) — Внимание! Внимание! Внимание! Всему персоналу лабораторий: первой, четвертой, седьмой, девятой, одиннадцатой и двенадцатой — занять свои рабочие места, остальным укрыться в зоне защиты. (То же на английском языке.) — Даю готовность! Пять... Четыре... Три... Два... Один! В небо вонзилось несколько тонких, как стрелы, световых лучей, и оно загорелось множеством ярких многоцветных радуг, постепенно сливающихся между собой и образующих величественную панораму «северного сияния». Музыка. Мажорная, торжественная. Поднимается суперзанавес. Возникает песня. Поет Людмила Зыкина: «Оборвалась тропинка у обрыва...» Действие первое Городская набережная. Старый тополь у парапета. Видна часть лестничных перил, круто уходящих вниз, к Волге. Раннее утро, солнце на восходе.Судя по всему, только что кончился дождь. Под тополем жмутся друг к другу двое — Герасим и Катя, оба с головой накрылись плащами. Катя. По-моему, уже кончился дождик, а? Герасим. А по-моему, только начинается! По-моему, как из ведра хлещет! Катя (с наигранным простодушием). Да? Ну и пусть себе хлещет! Правда, Гера? Герасим. Пускай наяривает! Катя (после паузы). Ой, а у меня тут что-то светится сквозь дырочку. Может, рассвело уже, а? Герасим. Ты что! Только еще стемнело. Только-только! И познакомились мы с тобой только что. И пришли сюда только что. И вообще, Катюша, все на белом свете для нас с тобой только-только начинается! Катя (вдруг сбросив с головы плащ и отшвырнув в сторону). Ура, солнышко, восходит! (Вскакивает на парапет.) Эге-е-ей, солнышко, здравствуй! Герасим (тоже вылез из-под плаща). Куда ты?! Смотри, вниз не сорвись! Костей не соберешь... Катя. С добрым утром тебя, дружище огненный! Ты глянь, Гера, глянь, как быстро поднимается. Прямо на глазах из-под земли вылезает! Герасим. Толкают сегодня дружно — в этом все дело. Катя. Толкают? Солнце?! Кто толкает, ты что? Герасим (смеется). И чему вас только в ваших институтах учат, народные деньги переводят! Люди толкают! Кто ж еще может такую махину с места сдвинуть? Отец отца моего отца, то есть прадед мой, тоже когда-то жил в тех краях, сам каждое утро толкать выходил. Катя (задумчиво). Интересно... Как интересно! Вечные люди... Герасим. Никакие не вечные. Одни старятся, умирают — другие встают на их место. И так без конца. Вот поэтому дела у нашего светила всегда в полном ажуре. Работает — как часы! Катя (после паузы). А тебе не хочется туда, Герасим?.. Герасим. Солнце выталкивать? Куда нам, простым смертным! Наше дело — текстиль делать, Катенька. (Поднял ее плащ.) Вот она, наша «Слава»! Артикул 222! Катя (берет у него оба плаща). Насквозь промокла твоя «Слава-222»... Давай повесим сушить. А то еще по насморку схватим. Простые смертные — народ квелый. (Повесила плащи вместе на тополиный сук, взглянула на них и весело рассмеялась.) Ты посмотри: семейная идиллия. Муж и жена! Ха-ха-ха! Герасим (обиженно). Опять смеешься... Само счастье постучалось к нам, а ты... Катя. Да? Уже стучится?! Что же это мы такую важную персону за дверью держим! (Делает широкий приглашающий жест рукой.) Пожалте, уважаемое счастье, входите, милости просим!.. Чудак ты, Гера. Это же у меня зубы стучат от холода. А ты — счастье... (Прижимается к нему.) К утру всегда свежо бывает, правда? (Помолчав.) Легкомысленный ты парень, Гера. Ну я-то про тебя все знаю. А ты про меня? Кто я, что я, откуда сюда залетела. Зачем — понятия не имеешь... Может, я уже раз пять была замужем. Может, аферистка какая. Герасим. Ну и пусть! Пусть! Не хочешь рассказать о себе — не надо. Так даже интересней. Ты пойми, я люблю тебя! С первой нашей встречи не выходишь из головы. Иду по цеху — за каждым станком вижу тебя. Сажусь за стол — рядом ты. Спать лягу — опять ты, перед глазами... Ты судьба моя, Катя, пойми... Катя (схватив плащ, накинула ему на голову, закружила спеленутого, повалила наземь и — бежать). Лови! Лови свою судьбу, Гера! Герасим гонится за ней, поймать не может. Тогда Катя сама бросается к нему в объятия. Герасим (тяжело дыша). Я двадцать пять лет искал тебя... Катя. Выходит, тебе всего лишь двадцать пять?! Ой, а мне скоро-о — целых двадцать пять! Старуха! Герасим (глядя ей в глаза). Странная ты... Будто два человека в тебе... Катя (тихо, серьезно). Зря все это, Гера... Ой, зря... Герасим. Знать ничего не хочу. Люблю тебя, и все! Я все в тебе люблю. И как смеешься, и как часами грустно стоишь на берегу. И как встречаешь каждый рассвет: будто впервые, будто чудо... Глаза твои люблю: то зовущие, то отталкивающие. И даже сумасбродство твое люблю, и глупую твою тайну люблю. Катя. Домой пора... (Вздохнув.) Как же ты работать будешь, бедолага? Вчера всю ночь колобродили, сегодня... Боюсь, и завтра тебе не придется спать... Ой, как быстро отпуск пролетел! Скоро уезжать. (С грустной улыбкой.) И откуда ты только взялся на мою голову, смешной такой парень... Вот уж не думала, что так получится... Не думала... Герасим. Как?! Катя. Хватит, давай разбежимся по домам. На реке простукала моторка, где-то провыл сиплый заводской гудок. Новый день начинается... Послушай, как просыпается твой город. Только что сладко похрапывал, сны видел, и вот, пожалуйста, уже кто-то бежит сюда... Интересно, кто он — этот первопроходец нового дня? Герасим. Хорошо бы кто-нибудь из знакомых... Катя. Почему? Герасим. Свидетель для загса будет, когда я тебя потяну туда... Э, да это Максимка, мерзавец! Сосед. По утрам нырять бегает. Давай отвернемся. Ну его к лешему... Катя. Эгей, Максимка-а... Герасим. Лучше с ним не связываться. Ехидный тип. Он у нас пожиратель романов. Самый толстый — за ночь! И знаешь, в чем секрет его суперчтения? Страницы с описанием любви — пропускает! Он этого дела не признает. Отвернемся, от греха... (Поворачивает ее лицом к реке.) Появляется М а к с и м, рослый, чуть нескладный подросток лет 11-12, на плече полотенце, в руках ласты и маска. Максим. Ха, отвернулись!.. Привет, Герасим Архипович! (Лукаво прищурившись.) Доброе утречко, Зоя... а, нет, Шура... Или это Сима? Нет, вроде не она... С кем же это ты сегодня, а? Герасим. А ну дуй отсюда, интриган несчастный! Еще и день начаться не успел, а ты уже людям пакостишь! Максим (удивленно). Чего ты кидаешься? Не узнал, что ли? Это же я, Максим, сосед твой. Герасим. А-а, Максимка-водолаз! (Кате.) Куда его, в омут или в унитаз? Катя (смеясь). Простим его. Герасим. Ты помилован. А теперь марш в воду! Максим. Куда нам спешить. Вода еще мутная: дождик шел. (Будто только что узнал Катю.) А-а, это, оказывается, вон кто! Доброе утречко! Катя. Здравствуй, Максим. А меня ты откуда знаешь? Максим. Ха! Я все знаю. Катя. Например? Герасим. Иди ныряй, кому сказано! Максим. Я считаю: раз так — женитесь. Нечего этот тополь по ночам караулить. Он и так никуда не убежит. Катя рассмеялась. Герасим. Вот подрастешь, кутенок, тогда и... Максим. Я сразу женюсь. С ходу. Чего зря время убивать! Ча-сы есть? Я нырну, а ты засекай, идет? Вчера целую минуту высидел! Герасим (Кате). В водолазы решил податься. Максим. И смеяться нечего. В войну, знаешь, сколько пароходов, катеров по всей Волге затонуло! Некоторые до сих пор на дне лежат. Их поднять надо. Чем самовары и кастрюли всей школой собирать. (К Кате.) Правда? Катя. Конечно, Максим. Максим. А вы кем работаете? Вообще-то, я знаю: где-то там, на севере... А вот по какой специальности... Герасим. Ну вот что, водолаз... Слишком глубоко ныряешь! Топай отсюда! Максим. Да погоди ты! Дай же с человеком поговорить! Катя. Я, Максимка, смотрю, как по утрам люди солнце выталкивают. Максим. Ага... Секрет, значит? Тогда все ясно! Трудно быть физиком? Катя. А по-твоему — как? Максим (пожав плечами). У меня троечки... Между прочим, водолазом быть тоже не мед. Один раз нырнул, а обратно... Тетка какая-то белье полоскала — спасла... У вас там так не бывает? Катя (смеется). Бывает, водолаз. Всякое бывает. (Герасиму.) Жаркий день будет. Вот бы на ту сторону махнуть! По горячему песочку побегать напоследок. Максим. Вы что, уезжаете? Катя (вздохнув). Кончается лето, Максимка... Максим. Еще июнь только... Герасим. А что? Идея! Кто у нас сегодня сменный мастер? Филин! Уговорю. Поработает денек за приятеля... Катя. Попавшего в беду, да? (Загораясь.) Завтрак, обед, ужин у нас всегда с собой... Держи, Максимка. (Сует ему конфету.) Максим. Это можно. Герасим. Взятки, негодяй, берешь? Иначе язык не держится за зубами? Максим. Ладно, не надо. Идите, я и за так помолчу. Слово даю! (Уходит. Обернулся.) Между прочим, на солнце целоваться вредно. Герасим. Топай, топай. (Кате.) Только — условие: вернемся с пляжа — и сразу в загс. Оставим заявление. Не воз-ра-жать! Катя. Что-то мерзну я... Герасим (прижал ее к себе). Так теплей? Катя. Угу... Засыпаю даже... Герасим (встряхнул ее за плечи). А так? Катя. А теперь есть хочется. Герасим (смеется). Ну-у, начинается! Катя. А ты думал, быть женатым — мед? Герасим (радостно). Значит, ты согласна? Катя (не сразу). Нет, Герка. Это исключено. Серьезно. Герасим (вспылив). Сумасбродка ты! Девчонка! (После паузы, успокоившись.) Ведь любишь же меня... Катя (задумчиво). Не то слово, Гера... Просто не знаю, как смогу теперь жить без тебя... Не знаю. Герасим. Ни черта тебя не поймешь! Ты что, из секты трясунов каких-нибудь, что ли? Любить — не моги, замуж — не смей, а вышла — прямым ходом в преисподнюю, раскаленную сковородку лизать. Катя. Угадал... Герка, милый, забудь ты меня, прошу... Так надо. Понимаешь? Ты еще полюбишь. Мало ли хороших девушек? Герасим. Ни за что! Потерять тебя? Да я скорей умру! Катя. Вон уже трамвайка причалила, бежим! (Тянет его за собой.) Оба скрываются. Из репродуктора. Доброе утро, товарищи, начинаем утреннюю гимнастику. Приготовиться к ходьбе. Потянулись, вздохнули, шагом — марш! Раз-два, раз-два... Появляется дед По т а п. Он в старенькой форме речника. Потап. А ну, кто желает на тот берег? А ну, кто на пляжи спешит? У меня самая хорошая трамвайка, самая быстроходная, самая красивая! Пожалте на мою трамвайку, граждане! (Увидел Герасима.) Да это, кажись, он, Герка!.. Вот хлыст! С кем же он? Неужто сдурел парень, что с ним делать? (В сторону реки.) Максимка-а-а... Максим... Ты это что, как чумной дельфин, колесом ходишь! Вылазь из воды живо! Там тебя мать с ремнем поджидает. Голос Максима. А мне это дело не к спеху, дед Потап. Потап. Опять утопнуть хочешь, паршивец! Вылазь! Разговор есть! Голос Максима. Сейчас-а-ас... Потап (в сторону Герасима). Эхма!.. Я в его лета Зимний брал, отец до самого Берлина дотопал, а этот... И что же это за девушки пошли: в один миг охомутала дуралея! Они теперь такие! Сама ничего не стоит, одни танцы на уме, а в мужья ей непременно инженера подавай, да еще не простого, не рядового, а начальника... Появляется М а к с и м, натягивая рубашку на ходу. Максим. Понырять не дадут. Что там, дома, пожар? Потап. Поговори еще! Избаловали вас, вот что! В школу небось собираться пора. Максим. «Избаловали»... Шагу не шагнешь! Достукаетесь: возьму вот и уйду к водолазам в отряд! Потап. Эх, мокроносый! Да я у них там за самого главного! Велю принять — примут, а не велю — вертай оглобли. Понял, нет? Максим (униженно). Прими, дед, а?.. Век не забуду, слово даю! Потап. Слово он дает! Видали? Все научились слова давать — от мала до велика! Лучше скажи, с Геркой, случаем, не встретился? Максим. С Геркой? Случаем? Потап. Не крути. Ты завсегда правду говори, коли водолазом стать надумал. Максим (в затруднении). Случаем?.. Да?.. Потап. Ну, ну!.. Максим (с отчаянием). Ну видел же! Чего кричать-то?! Потап. И где? Максим. Где, где.. На твоей трамвайке вон сидят. Потап. Ах ты злодей... Вон уж оно как! Ну, погоди! Ну, покажу я ему небо через бабушкин рукав! Максим (ехидно). Их прогонишь — кого же на тот берег на своем корыте повезешь? Там больше нет ни души. Потап. Не тебе, паршивец, мою трамвайку хаять! Дважды гукнула сирена катера. Потап опешил. Да это же он! Мотор завел! Ну и душегуб! Ну и хлюст! Слышен стук мотора. Уже и завел... Разве ж его теперь остановишь! (Грозит кулаком.) Ну, погоди! Узришь ты у меня небо через бабушкин рукав! (Спускается по лестнице к реке.) Максим (в сердцах шмякнул мокрое полотенце о землю). Э-эх, Максим-Максимка, продажная ты душа! Как же это ты проговорился-то, а? Действие второе Прошло недели две. В квартире Кремневых подходит к концу свадебный пир. Гости разошлись, столы сдвинуты в сторону. Кроме новобрачных здесь Нина Осиповна, Филин и Нюра. У всех уставшие, но довольные лица. Тихо играет радиола. Катя (у окна). Уже солнышко к нам просится. (Открыв занавеску.) Входи, солнышко, будь нашим гостем! Хочешь, чокнемся с тобой шампанским! Нина Осиповна (подходит к ней). Катюша... доченька... (Обняв ее.) Что-то я хотела... очень важное... Нюра (теребит за рукав Филина). И у свадьбы конец должен быть, Филин. Все разошлись давно, одни мы засиделись. Где у нас совесть-то? Филин. Кто последний за столом, тот на работе первый. Все нормально, Нюрочка... Нюра. У тебя-то как раз все наоборот. Пошли. Герасим. Ты что там крылья Филину выламываешь? Нюра. Провожать не хочет. Кавалер тоже! Филин. А если я не желаю уходить отсюда? Если с молодыми желаю побыть? Если я в жизни не видел никого красивей Катерины? Даю голову на отсечение, у нас таких красавиц сроду не было! (К Кате.) Хочешь, я тебе живого зайца поймаю?.. Живого!.. Хочешь? (Смотрит на нее с умилением.) Катя (смеясь). Не надо зайца ловить, Филин. Пусть он бегает. Филин. Нет, поймаю! Если хочешь знать, это в наших краях теперь самый-самый ценный зверь! Потому как ис-тре-бле-ен! Нина Осиповна. Ой, Филин Коля, смотри, если сглазишь мою невестку!.. Филин. Нина Осиповна, миленькая, у меня же глаз не злой, это же общеизвестный факт... И смотрю я на нее... нежно-нежно... Нина Осиповна. Не выходи за него, Нюра. Обманет. Нюра. Да он и не берет меня. Если бы взял, я бы знала, что с ним делать! Катя. А Филина-то я и не приметила вначале. Столько гостей, и все «горько» кричат... Прости меня, Филин, самая главная, самая чудесная птица. Прости меня, царь ночных лесов! Нюра. Хорош царь — глаза не слушаются. Филин. Филинам только ночью полагается... А уж день... Посему, Нюрочка, надо взять Николая Филина под белы рученьки и... Нюра. И прямым ходом — в вытрезвитель? Да? Филин (смеясь, мотает головой). Не-ет! Ой, Герка, выручай... помру я с ней... Герасим. Это она тебя любит так. А от любви, брат, умирать не следует. Филин (обвел взглядом молодых). Хорошая была свадьба, жалко — рано кончилась... (Поднялся). Желаю счастья молодым. Спасибо, Нина Осиповна, и до свидания... Потап Яковлевич, дорогой!.. Потап (входит). Э-ей... Филин. Спасибо за хлеб-соль. Живи, дед, до ста лет, а не уложишься — еще сотню подкинем. Потап. Уже уходишь, что ли? Филин. Надо, дед. Душа, конечно, не насытилась, еще бы поплясал, но молодым пора бай-бай. Спасибо всем. (Неожиданно низко, по-старинному, поклонился до земли.) Нюра. Ну, живите в ладу и радости. Полну вам горницу детей, хлевы потеплей и закрома пополней! (Звучно целует Катю в щеку.) Пошли, Филин. ба уходят. Хозяева (все вместе). Спасибо, что пришли. Нина Осиповна. Нюра, Коля! После работы сразу к нам, ждем. (К своим.) Пара хорошая будет... Потап (сдержанно). Как знать... Катя (растроганно). Нина Осиповна... мама... (Прижалась к ней.) Мне так хорошо у вас! Я всех вас буду очень-очень любить... А гости какие симпатичные! Сами в гостях, а сами все хозяев угощают, вот чудаки! Наши подлипковские тоже такие... Я ужасно люблю хороших людей, веселых... Нина Осиповна. Отдохнуть пора, доченька. (Целует ее в лоб.) Что-то бледная ты. И лоб совсем холодный. Устала, бедняжка? Катя. Водички бы... глоток... Нина Осиповна. Идем на кухню, деточка. Обе уходят. Потап (ворчливо). Свадьба, она красивше, ежели невеста поплачет малость... А эта все хохочет, как ненормальная. Сигает больше всех да скачет. Обрадовалась... Некрасиво... Герасим. Это ваши невесты плакали, дед, а нашим с какой стати? По доброму согласию, по любви выходят. Какая же тут логика на свадьбе слезы лить? Потап. Логика есть. Один вечерок могла бы и поплакать, не усохла бы. Для чего это встарь делалось? Для порядка. Для проформы. А уж потом танцуйте эти ваши танцы леших: швейк, свист, елки-палки всякие... Герасим. Не елки-палки, дед, а летка-енка. Потап. Один бес — срамота! Порядочная невеста разве станет на своей свадьбе так горячиться? Герасим. Ты хотел бы, чтобы мы на своей свадьбе «аллилуйя» пели? Потап (вспылив). «Аллилуйя» и мы не пели! Мы «Смело, товарищи, в ногу» пели, вот что! (Помолчав.) Боюсь, поспешил ты, парень. Герасим. Поздно бояться, дедуля. Чокнемся? Чтоб родился у тебя внучек, на тебя похожий! Потап (вздохнув). Гляди, тебе жить, не мне. Чокаются, пьют. Входят Н и н а О с и п о в н а и К а т я. Нина Осиповна. Спать-то мы сегодня будем? Катя. А мне на воздух что-то захотелось... Пошли, Гера? На людей посмотрим, сходим к нашему тополю. (Распахивает окно.) Из репродуктора (с улицы). Начинаем первое упражнение. По счету «раз» руки раздвигаем в стороны, правую ногу отвести назад, по счету «два» — в исходное положение. Начали! Ра-аз, два-а, ра-аз, два-а... Потап. Жаркий день будет, народ за Волгу потянется. А трамвайка моя снова захандрила. До обеда проковыряюсь. А люди в очереди томись! Сколько в этих проклятых очередях золотого времени людского гибнет! Нина Осиповна. Да, постарели вы со своей трамвайкой оба, отец. Потап. Я-то еще ничего, а вот трамвайка... Мотор бы ей новый поставить, да где его взять! Катя. Раз она так нужна людям, надо найти мотор! Потап. Искал. Начальство все с шуточками. Катайся, говорят, дед, пока сама в музей не запросится. Понимаю: и на хозяина намек... Катя. Довольно странное у вас начальство, дедушка! Герасим. А у него все странные. Потап. Ладно. Шли бы спать. И сам вздремну малость. (Нине Осиповне.) Завтра со стола-то уберешь, иди. Н и н а О с и п о в н а уносит часть посуды. Потап взял бутылку. И что за молодежь пошла? Такой коньяк — и не допить! (Наполняет рюмку, выпивает, крякает от удовольствия.) Им швейк подавай. (Бормоча что-то под нос, уходит.) Катя. Фантастика! Сон! Мы — муж и жена! И мне ужасно хорошо, Герка! Спасибо тебе за этот сон... Герасим (довольно смеется). Все-таки вышло-то по-моему, а? Катя (в ответ целует его). Давай потанцуем. Только тихо. Герасим. Давай. Танцуют. Катя (вдруг остановилась). Устала... Герасим. Отдохнем. Катя. Нет. Давай лучше вальс. Только тихо, внизу спят еще. Танцуют. За окном — шумы просыпающегося города. Подожди... (Остановилась, повиснув на плече Герасима.) Герасим. Что с тобой, Катюша? Катя (улыбаясь через силу). Голова закружилась... Пьяная совсем... Герасим. Что за шутки? Ты же не пила почти! Катя. Сейчас пройдет... Сейчас... Проводи меня до стула. Герасим поднимает ее на руки, осторожно усаживает на стул. Герасим (встревоженно). Ты же ничего не пила... Побелела как мел. И пот градом... Дать воды? (Быстро уходит на кухню.) Катя (закрыв глаза). Неужели все?.. Неужели конец? Предупреждала же я тебя, Герасим... слушать не хотел... (пытается встать, но ноги подкашиваются, и она опускается на пол.) Вбегает Н и н а О с и п о в н а, за ней Г е р а с и м с водой и П о т а п. Нина Осиповна. Что с ней?! Деточка, что с тобой? Гера, помоги... Н и н а О с и п о в н а и Герасим укладывают Катю на диван. Скорей зови «неотложку»! Г е р а с и м убегает. Катя (слабо). А у нас там солнце... совсем на ваше не похожее... Огромное, красное, а тепла нет... Вы не пугайтесь, мама, дедушка... Нина Осиповна (показала Потапу взглядом на окно). Закрой (Кате.) Ты лежи, лежи, доченька. Сейчас доктор придет. Больница у нас рядом. Новая. Сейчас придет... Потап (задергивая занавеску на окне). Прыгать-то поменьше надо было, ежели так... Катя. Я его очень полюбила... вашего Герасима... В этом только виновата... Я не должна была... не имела морального права. Потап. Бредит, кажись. Катя. Не брежу я, дедушка. Не брежу... (Хочет встать.) Воды, если можно... Нина Осиповна. Лежи, лежи, сейчас. Потап торопливо подает Нине Осиповне стакан, принесенный Герасимом. Катя, приподнявшись, жадно пьет. Катя. Спасибо... А штору зря задернули. Пусть солнце... Потап (открывает занавеску). И то правда. Нина Осиповна. Полегчало малость, да? Катя. Лучше... Уже лучше. Я напугала вас; пожалуйста, простите. Голова закружилась... Сейчас лучше. Нина Осиповна. Притомилась. Потап. У тебя что же, и раньше так случалось? Катя. Раньше? Раньше — нет... (Садится.) Нина Осиповна. Отец, подождал бы ты с расспросами. Потап. Ты вот чего, ты не поднимайся, полежи. Катя. Нет, нет, лежать мне хуже. Уже все прошло. Лучше походить немного... (Поддерживаемая Ниной Осиповной встает с дивана.) А столы-то мы как танцевали так и не поставили на место... (Остановилась перед картиной, изображающей северное сияние. Долго смотрит на нее.) Нина Осиповна и дед Потап, переглянувшись, внимательно следят за ней. (Задумчиво.) Полярное сияние... Подарок Солнца Земле... Величественное зрелище... (Со вздохом.) Знал бы ты, художник, какое коварство порою скрыто в этой красоте, то нарисовал бы все иначе... Нина Осиповна (с тревогой, Потапу). Господи, сама же она принесла Герасиму эту картину, сама... (К Кате.) Ты это про что, доченька? Какой подарок? Какое коварство Солнца? Катя. Я про художника, мама. Завидую я ему: увидел в этом только игру красок... Потап (настороженно). А чего же не увидел он, по-твоему? Катя. Чего и не надо ему видеть: смерть. Смерть, которая приходит из космоса в околоземное пространство вместе с потоком солнечных частиц, зажигающих эту полярную радугу. Космические катастрофы... Потап. И ты... ты, стало быть... ее видела, или как? Катя (не сразу). Видела. Потап. Где ж это? Катя. В кино... Быстро входит Герасим с врачом Виктором Александровичем и мед- сестрой Алевтиной. Нина Осиповна. Слава богу! Доктор... Виктор Александрович. Кто болен?! (К Кате.) Что с вами? Катя. Видите ли... у меня все уже прошло... Нина Осиповна. Обморок. Видно, от слабости. Виктор Александрович (Алевтине). Температура? Катя. Не надо, доктор. Ни к чему. Виктор Александрович (подозрительно). Говорите, что у вас? Катя молчит. Так... Попрошу всех выйти. Все выходят из комнаты. Говорите. Ну? Катя. Доктор, у меня... доза. Только это между нами. Виктор Александрович. Что за бред? Вы что, смеетесь? Откуда у вас может это быть? Катя. Я лечусь в Москве. Здесь оказалась случайно... У вас есть нужные специалисты? Впрочем, это уже не имеет значения... Виктор Александрович (нахмурился). Раньше симптомы были? Катя. Это первый звоночек. Виктор Александрович. Собирайтесь. (В дверь.) Сестра! Входят А л е в т и н а и все остальные. Сестра, носилки, санитаров сюда... (Что-то шепчет.) Катя. Нет, нет, никаких носилок. Я сама. (К Алевтине.) Вас как зовут? Алевтина. Аля, Алевтина. Катя. Вот мы с Алечкой и спустимся по лестнице. (С виноватой улыбкой смотрит на всех.) Себе — радость, а вам — хлопоты. Простите, ради бога. Я вас всех ужасно люблю. Герасим (к врачу). Это очень опасно, доктор? Катя. Нет, Гера, нет! Я скоро вернусь. Не беспокойтесь. Вы лучше отдохните. (Врачу.) Знаете, мы тут целую ночь плясали, всему дому не давали спать. До свидания, мама, дедушка. (Целует их.) До свидания, Герочка. Предупреждала я тебя, а ты... Легкомысленный ты парень и упрямый... (Целует его, уходит в сопровождении Алевтины и врача.) Пауза. Нина Осиповна. В себя не могу прийти. Что все это значит, Герасим? Тебе известно что-нибудь? Герасим (сам с собой). Почему же я не провожаю ее? Нина Осиповна. Герасим! О чем она тебя предупреждала? Герасим (не сразу). Она? Говорила, что не имеет права... Не хотела, чтобы мы поженились. Нина Осиповна. А ты что же — очертя голову? Герасим. Я люблю ее, мама. Нина Осиповна. Боже мой, боже мой! Какой ты еще ребенок! Она же... У нее... Потап (резко). Погоди, сноха, не то ты говоришь. Похоже, не за ту птицу мы ее приняли. (К Герасиму.) Когда же это она в свои лета узнать успела про разные космические катастрофы? Герасим. Какие космические катастрофы? Ты что? Я пошел... (Идет к двери.) Нина Осиповна. Куда? Герасим. К ней. Под окном постою. (Уходит.) Нина Осиповна (идет следом). Вот несчастье-то, господи... Потап. Вот тебе и трясогузка! (Потоптавшись в раздумье, тоже уходит.) Сцена некоторое время пуста. Затем в одном из окон показывается малярная люлька, на ней осторожно спускается Максим. Задержался на подоконнике, озираясь, потом проникает в комнату. Крадется, пряча за спиной березовое полено. Возвращается Потап. Потап. Максимка! Откуда ты, бесенок? Максим (прижав палец к губам, показал на окно). Т-с! Оттуда. Еще не ложились? Потап. Кто? Максим. Да молодые же! Потап. Чего опять выдумал, паршивец? Максим. Тихо же! (Показывает полено.) Потап. Ты вот что, ты свои фокусы бросай! Не до них. Максим (с досадой). Старый человек, а не понимает... Жениху с невестой полагается под перину полено сунуть. На счастье, понимаешь? Как же ты, старый человек, а в таких делах ни бум-бум? А, дед Потап? Потап. Иди-ка, брат, домой. Максим. Э-э, с тобой разве кашу сваришь? Потап. Не сваришь, Максимка. Заболела она, наша Катерина. В больницу увезли. Максим. В больницу?! А что с ней? Потап. Похоже, нам с тобой про то не скажут. Звонок в передней. Иди-ка лучше дверь открой. А вечерком придешь. Максим, понурив голову, уходит. Входит Алевтина, за ней Нина Осиповна. Алевтина не спеша проходит, не спеша садится, рассматривает коммату. Нина Осиповна и Потап вопросительно смотрят на нее. Алевтина. Муж где? Нина Осиповна. Туда ушел... к ней. Алевтина. Не пустят. Потап (осторожно). Ты бы не томила, дочка... Алевтина. Паспорт. Тапочки. Клубника... (Достала бумажку, заглянула.) Или земляника. Нина Осиповна. Что? Алевтина. Неужели непонятно? Вообще-то паспорт у нас не всегда требуется, но тут такой случай... Тапочки лучше новые. У нас, сами знаете, какие. А к ней кандидата наук из Москвы вызвали. Неудобно. Нина Осиповна. Это мы все принесем, не беспокойтесь... Алевтина. Клубника всем полезна, а ей — особенно. Нина Осиповна (с нетерпением). Как она? Алевтина (резко). Я же вам сказала! (Спокойней.) Извиняюсь... Из Москвы консультанта по ее болезни вызвали. Главный сам звонил. И необходимые лекарства привезут. Ну, будем лечить, конечно, что же делать. В отдельную палату поместили: указание обкома. Потап. А что же у нее, милая? Алевтина. Разве сами не знаете? Облученная она у вас. Нина Осиповна. Как это? Алевтина. Кинокартину «Девять дней одного года» видели? Потап как-то странно крякнул и опустил голову. Нина Осиповна ничего не поняла. Только вот мы, персонал, никак не можем сообразить, откуда это у нее? С виду такая... ничего особенного... Откуда она у вас хоть взялась-то? Нина Осиповна. Погостить приехала. Говорит, на родные места поглядеть захотелось, в Волге искупаться. Родом она из чувашской деревни, километров шесть отсюда. Никого там не осталось у нее, родные померли, сироткой выросла. А здесь какая-то дальняя родственница живет, старушка. К ней и приехала. Герасим, сын мой, на пляже с ней познакомился. Друг дружке полюбились, сегодня свадьбу справили, и вот... Надо же, беда какая! Алевтина (поднимаясь). Не расстраивайтесь. Нервы надо беречь. (Собирается уходить.) Потап. Погоди, дочка. Ты скажи мне... Выживет? Алевтина. Я же сказала: «Девять дней» смотрели? Ну вот. Может, полгодика, может, чуть больше... Потап (тихо). Она знает об этом? Алевтина. А как же! Молчание. Не забудьте, скажите мужу, пусть все перечисленное доставит... Хотя какой он ей муж! До свидания. (Уходит. Обернулась.) А она у вас веселая! До свидания. (Ушла.) Потап (после паузы). Полгода... Шесть месяцев... Нина Осиповна. Кто бы мог подумать, господи! Девочка, совсем и не жила еще... И такая душевная... (Вытирая слезы, уходит на кухню.) Потап задумчиво подходит к окну, распахивает. Из репродуктора (на улице). Освоение космического пространства требует объединения усилий многих стран ради счастливого будущего грядущих поколений. Потап (захлопывает окно). «Ради счастливого будущего...» Занавес.