|
ЗАПИСКИ
КОСМИЧЕСКОГО ВРАЧА
Иван
Касьян |
|
|
|
Впервые
увидел я Андрияна Николаева в одном из
московских институтов в Петровском
парке. Было это в марте 1960 года, когда
группа молодых летчиков-космонавтов
прибыла сюда на занятия. Мы
познакомились. Передо мной стоял
молодой, с отличной военной выправкой
летчик в звании старшего лейтенанта,
плотный, среднего роста, с черными, как
смоль, бровями и спокойным взглядом
добрых карих космодроме Байконур, в
Центре управления полетом, на занятиях и
конференциях да и просто в
неофициальной обстановке, на природе,
где человек раскрывается с самых
неожиданных сторон. Много интересного
рассказывали о Космонавте-3 и коллеги-медики,
которым довелось познакомиться с ним
гораздо раньше меня, когда Николаева
вызвали в Москву на медкомиссию. На "железную
медицинскую комиссию", как назовет ее
позже Юрий Гагарин. Ведь в ту пору медики
еще не знали, какими должны быть
требования, предъявляемые к будущим
космонавтам. И были в то время эти
требования явно завышенными,
рассчитанными на двойной запас
прочности.
В сентябре 1959 года на
медицинское обследование в Центральный
научно-исследовательский авиационный
госпиталь прибыл и старший лейтенант
Андриян Николаев.
Госпиталь этот
расположен в красивом особняке на одной
из просек чудесного подмосковного парка.
Особняк окружен столетними деревьями,
кустами жасмина и сирени. Здесь когда-то
лежал после ранения Герой Советского
Союза Алексей Маресьев, находились на
лечении пилоты знаменитой эскадрильи
"Нормандия-Неман" и сюда же после
войны приезжал президент де Голль, чтобы
вручить ордена и медали советским
медикам.
Николаев быстро нашел
приемное отделение. Дежурная медсестра
Тамара Кунькова старательно заполнила
историю болезни, измерила его рост, вес и
сразу направила на прием к врачу -
руководителю медицинского отбора
летчиков Евгению Алексеевичу Федорову.
Евгений Алексеевич усадил Андрияна
рядом с собой и учинил ему настоящий "допрос":
чем болел в детстве, как учился в школе, в
лесотехническом техникуме и в
авиационном училище, на каких самолетах
летал и были ли аварийные ситуации во
время летной службы? По окончании беседы
попросил сестру проводить новичка в
палату. Та выдала Андрияну бежевого
цвета пижаму с коричневым бортиком и
белым накрахмаленным воротничком,
черные тапочки и отвела его в палату "лордов",
как шутливо окрестили эту многоместную
палату ее старожилы.
Здесь Николаев познакомился с Павлом
Поповичем, будущим своим "небесным
братом", Юрием Гагариным, Владимиром
Комаровым, Валерием Быковским и другими
молодыми летчиками, кандидатами в
космонавты. Жили они тут дружно, весело и
шумно. Гагарин и Попович, например,
наперебой рассказывали разные веселые
авиационные байки, притчи и побасенки.
Быковский любил подшутить и дружески
поддеть кого-нибудь. Андриян больше
слушал да помалкивал.
На другой день
началось тщательное обследование. "Врачей
было много и каждый строг, как прокурор",
- напишет потом Юрий Гагарин... Когда,
например, Андрияну пришел черед
побывать у хирурга, начальник
хирургического отделения Николай
Сергеевич Ивлев первым делом спросил,
были ли у него травма черепа и переломы
костей? "Не было", - ответил летчик.
Не нашел у него врач никаких изъянов и
после самого тщательного осмотра, но тем
не менее заставил сделать целую кучу
всяких анализов и рентгенограмм. Потом
эти снимки показали академику А. А.
Вишневскому, который и дал разрешение на
допуск Николаева к специальным
тренировкам. Вскоре он получил "добро"
и у окулиста: зрение у него всегда было
отличное. Не беспокоился Андриян и за
свою нервную систему: в училище и в
авиагарнизоне, когда проходил врачебно-летную
комиссию, невропатологи всегда выносили
ему заключение - здоров. И здесь, в
госпитале, все оказалось в полном
порядке, невропатолог без колебаний
допустил Николаева к специальным
тренировкам.
И вот, наконец, пришло
время проверить устойчивость
вестибулярного аппарата. Эти
исследования с особой тщательностью
проводил начальник
отолярингологического отделения Иван
Иванович Брянов. По заранее
разработанной методике Андрияна
сначала вращали на специальном кресле,
затем испытывали на так называемых "качелях
Хилова", -в общем, "помучили" его
изрядно. Но все он перенес хорошо. Под
конец даже сам Брянов, улыбаясь, пожал
руку летчику и похвалил: "У вас
устойчивый вестибулярный аппарат".
Но впереди был еще один
экзамен, которого как огня боялись
многие обитатели "палаты лордов" -
обследование на вибростенде с целью
выявления скрытой патологии при наличии
камней в почках. Тряска на вибростенде
была такой сильной, что за считанные
минуты могла спровоцировать почечные
колики, а продолжалась она более
получаса. Но и эти испытания Николаев
перенес хорошо, никаких изменений ни в
самочувствии, ни в анализах придирчивые
эскулапы не обнаружили.
Так проходил день за
днем. Около месяца работала строгая
медицинская комиссия авиационного
госпиталя. С каждым днем меньше и меньше
появлялось молодых летчиков в столовой.
Да и обследований оставалось все меньше,
и носили они теперь все более
специфический характер. В один из
осенних дней Николаеву предстояло,
например, пройти активную и пассивную
ортостатические пробы. В лаборатории
медсестра закрепила на нем множество
датчиков и электродов и велела в течение
получаса спокойно стоять, не отрывая
ступни ног от пола. Он застыл как влитой.
Одобрительно улыбнувшись, лаборантка
"уложила" Андрияна Григорьевича на
специальный стол, который минут через
десять вместе с летчиком перевела в
вертикальное положение:
"повисите" так с
полчасика... Новый поворот рычага - и стол
повернулся так, что Николаев, как йог,
повис вниз головой. И все это время
беспристрастные датчики фиксировали
малейшие изменения его самочувствия. Но
и тут медикам не к чему было придраться:
Андриян получил допуск к очередному
этапу обследования - испытанию
барокамерой.
Это был один из самых
"твердых орешков": многие летчики
не выдерживали этого экзамена. И вот
сестра привела Николаева в здание
баролаборатории и передала его историю
болезни врачу Михаилу Давыдовичу Вядро.
Вновь, в который раз уже, молодого
летчика с ног до головы окутали провода
электродов и датчиков. Прозвучала
короткая команда "подъем" - и
испытание началось. Его первые этапы -
"подъем" на высоту пять тысяч
метров, а через неделю и на шесть тысяч
метров - Андриян перенес хорошо. А в
конце октября его "подняли" уже на
четырнадцать тысяч метров - в столь
разреженные "слои атмосферы", что
почти полчаса пришлось дышать с помощью
кислородного прибора. Все шло нормально.
Назавтра его ожидала еще большая высота.
28 октября 1959 года в
протоколе испытаний появилась такая
запись: "В течение всего периода
обследования в барокамере на высоте 15
тысяч метров жалоб не предъявлял,
самочувствие хорошее. ...Но на первых
минутах отмечался крат повременный "срыв"
ритма дыхания, стало тяжело дышать".
Михаил Давыдович, опытный врач, много
раз проводивший барокамерные
исследования, тут же подсказал летчику,
как лучше наладить дыхание. Николаев
сосредоточился и буквально через
несколько минут его ритм восстановился.
После спуска с "высоты"
нормализовалась и электрокардиограмма.
Через несколько минут, получив
очередное "добро" и поздравление
медиков, он вышел из баролаборатории. На
пороге жадно вдохнул полной грудью
свежий воздух и медленно пошел по аллее
парка.
Но "почивать на
лаврах" было еще рано. Теперь
предстояло готовиться к еще более
ответственному экзамену - на центрифуге.
Накануне обследования Андриян лег спать
пораньше, утром, как всегда, сделал в
парке зарядку, позавтракал и в десять
часов прибыл в лабораторию ускорений,
которая размещалась в отдельно стоящем
одноэтажном здании. Не показывая
волнения, уверенным шагом подошел к
центрифуге, о которой каких только
страхов не рассказывали друзья-летчики!
Но опасения оказались напрасными:
первые перегрузки он перенес хорошо.
Тогда через несколько дней программу
испытаний усложнили. Но и эти перегрузки
он перенес нормально. Зрительных
расстройств не наблюдалось. Врач Павел
Михайлович Суворов, проводивший
испытания, с восхищением рассказывал
коллегам: "Андриян Николаев - один из
немногих летчиков, который так хорошо
перенес перегрузки на центрифуге".
Так был сделан еще один
важный шаг, приблизивший Николаева к
заветной цели.
Повторно в Центральный
научно-исследовательский авиационный
госпиталь он прибыл уже как "свой"
человек. Многих сотрудников знал, его
также радушно приветствовали, встречали
с улыбками. Старые знакомые ожидали его
и в палате: незадолго до него в госпиталь
уже прибыли Гагарин, Комаров, Беляев,
Быковский, а вскоре Титов, Попович,
Леонов и другие. Во время длительного
общения в авиационном госпитале, при
совместных напряженных тренировках они
лучше узнали друг друга и между ними
завязалась крепкая дружба на долгие
годы.
Кандидатов в
космонавты разместили в зданиях
Центрального аэродрома имени М. Фрунзе,
и начались рабочие будни. В конце апреля
их привезли на летное поле аэродрома.
Вечерело, было прохладно, но уже
чувствовалась весна. Свежий ветерок
обдувал лица. Старшим группы был Павел
Попович. До вылета оставалось минут
тридцать. Летчики собрались в кружок, и
пошла обычная аэродромная "травля".
Прибыли руководитель
парашютной подготовки Николай
Константинович Никитин и медики. Погода
была летная, разрешение на вылет
получено, и все погрузились в салон Ил-12.
Самолет взял курс на юго-восток. Через
несколько минут все уже безмятежно
спали крепким молодым сном. Часов в
десять вечера Попович дал команду на
подъем: самолет вот-вот должен был
приземлиться на аэродроме города
Энгельса.
Досыпали уже в гостинице. А рано утром
начались занятия. Никитин решил начать с
азов - со знакомства с парашютом и его
конструкцией, хотя хорошо знал, что
имеет дело с опытными летчиками. У
Гагарина, например, уже было пять
прыжков, у Поповича - шесть, Николаев
также прыгал с парашютом. Но пословица
недаром гласит:
"Повторение - мать учения", ничуть
не лишним было это первое занятие. За
время подготовки Н. К. Никитин, сам
заслуженный мастер спорта, рекордсмен
мира, научил будущих космонавтов многим
"секретам". Он учил, как надо
выходить из штопорного положения с
помощью рук и ног при свободном падении,
делился ощущениями, которые испытывал
во время прыжков. Космонавты с большим
усердием и увлечением занимались
парашютным спортом, к прыжкам
относились серьезно, так как знали, что
при возвращении из космоса необходимо
будет приземляться с помощью парашюта.
Прыжки все усложнялись. Они выполнялись
с разных высот, в ночное время, на воду.
По мнению многих космонавтов,
парашютные прыжки были одним из самых
сложных этапов подготовки к
космическому полету.
По возвращению в Москву
начались полеты в условиях
кратковременной невесомости на
специально оборудованном самолете.
Исследования возглавил Евгений
Михайлович Юганов, талантливый ученый,
сердечный и добрый человек. В первых
полетах невесомость воспроизводилась
на двухместном самолете УТИ-МИГ-15. В
каждом полете надо было выполнить по три
"горки" - довольно сложных
элементов пилотажа, во время которых
космонавт на 35-45 секунд оказывался в
состоянии невесомости. Была она тогда
для всех нас полной загадкой. Поэтому
советские медики особенно тщательно
готовились к этим исследованиям.
1 июня 1960 года выдался
ясный, солнечный день с небольшим теплым
ветерком, на голубом подмосковном небе
медленно проплывали редкие кучевые
облака. Молодые летчики, крепкие и
ладные, прибыли на аэродром для
проведения первых ознакомительно-тренировочных
полетов на самолете. Среди них был и
Андриян Григорьевич Николаев. Около
девяти часов утра самолет в первый раз
поднялся в воздух. Потом второй, третий...
Едва приземлившись, каждый летчик
попадал в тесное кольцо товарищей,
жаждавших подробностей. Его закидывали
вопросами: "Ну как там, что за
состояние?" Некоторые молча улыбались,
а кое-кто с хитрецой отвечал: "Слетаешь-узнаешь!"
Наступила очередь
лететь Андрияну. Я напоминал ему, что он
должен будет делать в каждой "горке"
и попросил обратить особое внимание на
координацию движений. Андриян надел
шлемофон, быстро поднялся в кабину,
пристегнулся ремнями и доложил летчику-инструктору
о своей готовности к полету. Так
состоялась моя вторая встреча с будущим
прославленным космонавтом. Самолет
вырулил на взлетную полосу, взлетел,
набрал высоту, зашел в зону
испытательных полетов и выполнил три
параболические "горки". Затем взял
курс на аэродром и совершил посадку.
Андриян вылез из кабины. По его лицу и
глазам сразу было видно, что полет ему
весьма понравился.
Для тренировок
космонавтов в условиях кратковременной
невесомости был оборудован новый
самолет-лаборатория Ту-104. Из самолета
убрали кресла, внутреннюю часть салона
обили поролоном, твердые части
конструкций закрыли мягкими матами,
чтобы предупредить удары и ушибы при
выходе самолета из "параболы Кеплера".
В полете самолет выполнял шесть "горок",
перерывы между которыми составляли
пятнадцать минут. Состояние невесомости
продолжалось двадцать пять-двадцать
восемь секунд, а при выводе и вводе
самолета из параболы создавались
перегрузки.
В самолете Ту-104
космонавт мог свободно "плавать" в
специально приспособленном отсеке - "бассейне
невесомости". Его наличие позволило
медикам более широко исследовать
координацию целенаправленных движений
и вестибулярных реакций при свободном
"парении" в условиях
кратковременной невесомости. В переднем
салоне на двух столах была укреплена
медицинская аппаратура для регистрации
физиологических функций в условиях
полета.
14 августа 1961 года
несколько медиков, в том числе и я, рано
утром приехали на один из подмосковных
аэродромов. В тот день должны были
тренироваться Андриян Николаев и Павел
Попович.
Красавец-самолет
быстро набрал высоту и взял курс в зону
испытательных полетов. Прошло около
часа. Раздалась команда: "Приготовиться!"
Все разошлись по своим местам. Андриян
Григорьевич надел на голову защитный
шлем, лег на матрац в середине "бассейна
невесомости", расставил руки и ноги в
стороны, приподнял голову, готовясь к
испытанию. Павел Попович сел за
медицинский стол, привязался ремнями и
приготовился работать на координографе.
Я взял бортовой журнал и занял свое
рабочее место, готовый наблюдать и
скрупулезно записывать все, что будет во
время тренировок. Через несколько минут
на табло высветилось: "Внимание,
перегрузки". Самолет стал делать
разгон для выполнения "горки". На
пятнадцать секунд Николаева прижало к
матрацу. Когда на табло появилось: "Внимание,
невесомость", он обеими руками
вцепился в матрац, а затем медленно "поплыл".
Во время первой "горки"
наблюдалась некоторая настороженность
и скованность в его движениях. Он
осторожно, избегая резких движений,
перемещался по "бассейну невесомости".
Кинооператор включил камеры и
зафиксировал координацию его движений.
Когда закончилась "горка", я
подошел к Андрияну: "Как самочувствие?"
Нахмуренные черные брови его
расправились, он улыбнулся и ответил:
"Нормально. Приятное состояние".
На второй "горке" космонавт уже
обрел способность сохранять устойчивое
положение тела и плавно, без напряжения
перемещаться в отсеке самолета. На
третьей-шестой "горках" он свободно
перемещался по "бассейну" с
открытыми и закрытыми глазами, вращал
тело, делал сальто.
В следующем полете
Николаев растягивал резиновый эспандер,
писал в журнале заданный текст,
определял мышечную силу кистей рук. 19
сентября Андрияну Николаеву был
запланирован третий параболический
полет. На этот раз во всех шести "горках"
проводилась регистрация
физиологических функций. А его будущий
дублер Валерий Быковский тренировался в
"бассейне невесомости". Как только
наступила невесомость, Валерий, озорно
улыбаясь, "поплыл" в хвостовую
часть самолета. Засмеялся, а потом
воскликнул: "Вот это здорово! То, что
мне надо!" Распластав руки в стороны,
он, как птица, парил несколько секунд в
безопорном пространстве.
За четырнадцать лет
полетов на самолете Ту-104 мне много раз
приходилось наблюдать за тренировками
космонавтов. Но, пожалуй, из двадцати
человек первого отряда лучше всех
условия кратковременной невесомости
переносил Валерий Быковский. Для нас он
был как бы эталоном при оценке
переносимости другими космонавтами. Но
и Андриян Николаев не хуже чувствовал
себя в условиях невесомости. Частота
пульса и дыхания у него практически не
изменилась, электрокардиограммы также
были в пределах нормы.
Для Андрияна Николаева
воздействие перегрузок на организм было
хорошо знакомо. Он уже испытывал его во
время вывода истребителя из пике и на
испытаниях в авиационном госпитале. Но
перед полетом к звездам ему пришлось
несколько раз вращаться на центрифуге.
Медикам необходимо было ознакомить
космонавта с действием длительных
перегрузок и определить его
индивидуальную переносимость
применительно к выведению корабля "Восток"
на орбиту и возвращению на землю. Это
было нелегкое испытание. По словам
Андрияна Григорьевича, все тело налито
свинцом, очень трудно и почти невозможно
приподнять голову, конечности. Нам,
медикам, проводящим испытания, даже на
экране телевизора видно было, как мягкие
ткани его лица все заметней
деформировались с нарастанием вращения
на центрифуге. Но и самые большие по
величине перегрузки он переносил
нормально. Самым высоким баллом была
оценена и переносимость перегрузок.
Наступил черед новому
этапу тренировок - изучению нервно-психической
устойчивости к длительному пребыванию в
условиях изоляции в сурдокамере (камере
тишины). Исследования проводились под
руководством видного советского
ученого Федора Дмитриевича Горбова.
Сначала в сурдокамере десять суток
пробыл В. Ф. Быковский, а потом его должен
был сменить Николаев. Он дотошно
выпытывал у своего друга, что и как надо
делать, на что обратить внимание во
время "отсидки". Валерий Федорович
был немногословен: "Придется сидеть в
одиночестве, в полной изоляции от
внешнего мира и источников дневного
света, при отсутствии двухсторонней
речевой связи, любого шума и звуковых
воздействий". "Да, будет трудно", -
заметил Николаев.
В спортивном темно-синем
костюме, подтянутый, собранный, вошел он
в сурдокамеру. Врачи показали
аппаратуру, различные приборы, с
которыми ему предстоит работать,
вручили пластилин, различные
инструменты, чтобы он мог мастерить что-то
в свободное время. Последний инструктаж,
добрые напутствия - и накрепко закрыта
тяжелая дверь сурдокамеры. Испытание
началось.
Вся деятельность
Андрияна Николаева регламентировалась
теперь жестким распорядком дня. Все было
расписано по дням, часам и даже минутам.
Будучи дисциплинированным и
пунктуальным человеком, он четко
выполнял заданный режим. В назначенное
время вставал, занимался физкультурой -
ходил и бегал на месте, своевременно
принимал пищу, накладывал электроды,
измерял межэлектродное сопротивление,
работал с различными приборами. В
свободное время читал, записывал свои
наблюдения в рабочий дневник.
Настроение у Николаева в течение всего
исследования оставалось ровным,
признаков нервозности или тревожного
состояния не наблюдалось. Правда,
поначалу Андриян Григорьевич испытывал
трудности в самостоятельном
пробуждении, однако к концу
исследования стал просыпаться точно в
заданный срок. Все задания космонавт
выполнял четко, без ошибок. И вот,
наконец, вновь открылась дверь, Андриян
Николаев на несколько секунд зажмурил
глаза и, довольный, радостный, вышел на
свет, к людям, на "свободу". Его
окружили, обнимали, приветствовали с
успешным окончанием наитруднейшего
эксперимента. А дежурный врач записывал
в эти минуты: "За время пребывания в
сурдокамере А. Г. Николаев показал
высокий уровень работоспособности и
нервно-психической устойчивости к
воздействию фактора изоляции".
Будущему Космонавту-3
предстояло пройти и исследование в
термокамере: полтора часа пробыть здесь
при температуре воздуха плюс семьдесят
градусов по Цельсию. Вначале он спокойно
сидел в кресле, быстро и четко
реагировал на все указания врача-экспериментатора,
а в конце испытания в его поведении
отмечалась вялость и некоторая
заторможенность. Но с каждой
тренировкой Николаев стал все лучше
переносить жару, все дольше просиживал в
термокамере. И в конце испытаний медики
в один голос отмечали: он отлично
переносит воздействие высоких
температур.
Жизнь шла своим чередом
- тренировки, тренировки... До "финиша"
Николаеву осталось уже совсем недолго.
Начались последние очень важные для
будущего полета исследования в макете
кабины корабля "Восток". В
назначенный день, надев скафандр,
Андриян расположился в кресле тренажера.
Здесь ему предстояло провести трое
суток. Испытания прошли, как говорится,
без сучка и задоринки: высокий уровень
работоспособности космонавт сохранял в
течение всего времени пребывания в
макете корабля.
...Едва успели
приземлиться "Восток-3" и "Восток-4",
как в августовском номере "Огонька"
появилась статья "Перед прыжком к
звездам". Стояло над ней две подписи: А.
Голиков, И. Касьян. Кажется, в ту пору я
стал одним из первых космических врачей,
которых "рассекретили" вездесущие
журналисты. Да и то не совсем: наверняка
многие читатели и меня приняли за
репортера, потому что тогда, на заре
космической эры, я просто не мог писать
от собственного имени. И всюду в очерке
стояло безликое "врач"... Хочу
привести здесь отрывок из этой статьи,
написанной по горячим следам того
памятного события
...Нам показывают
фотографию: комната, стены которой
затянуты светлой материей. На потолке
толстые маты. А на полу, в середину
которого вделан электрический плафон,
шагает Андриян Николаев в космическом
скафандре.
- Вы же держите
фотографию вверх ногами, - улыбается
врач.
- То есть как? Значит, по-вашему,
Николаев шагает по потолку?
- Вот именно. Это он
тренируется в отсеке на специальном
самолете. Невесомость возникает
при пилотировании, а космонавты в это
время выполняют различные упражнения.
Как известно, в вестибулярном аппарате,
кроме отолитов, есть три полукружных
канала: горизонтальный, сагиттальный и
фронтальный. Для тренировки
горизонтального канала Николаев и
Попович выполняли вращение вправо и
влево, для сагиттального - крутили
колесо, для фронтального - переднее и
заднее сальто. Выполняли они и фигуры
высшего пилотажа - восходящий штопор,
бочку; как видите, Николаев ходил по
потолку.
Все упражнения
выполнялись с открытыми и закрытыми
глазами. У космонавтов координация
движений не нарушалась, самочувствие
было хорошее. Так, у Николаева пульс на
земле до и после "полета" колебался
от 72 до 88 ударов в минуту.
Врач достает журнал и
читает сделанную там запись: "В
процессе всего полета у Николаева
самочувствие было хорошее. Координация
движений не изменялась... Полет дал
хорошую тренировку для преодоления
вредного влияния невесомости..."
При полетах в
невесомости производились и другие
исследования:
расширялся, например, ассортимент
космических блюд, разнообразилось меню.
Врач-экспериментатор открывает большой
холодильный шкаф и показывает нам:
- Вот объекты
исследования, опробованные на самолете.
На блюде лежат маленькие, завернутые в
целлофан булочки величиной с абрикос. Их
целиком можно брать в рот.
А вот еще одна житейская проблема
длительного космического полета.
Звезд летчики пробовали бриться,
чистить зубы. И тут выяснились некоторые
сложности: пополоскав рот, выплескивать
воду надо в особую посуду и аккуратно, а
то она разольется по кабине.
- Бриться я и сам пробовал, - говорит врач.
- За два состояния невесомости намылил
бороду, а на третий раз побрился
безопасной бритвой. В общем, сносно, но
нужно практиковаться. Лучше бриться
механической...
Для Николаева и
Поповича подбирались специальные
физические упражнения, которые они
должны были выполнять в полете. При
продолжительном космическом рейсе
физзарядка совершенно необходима, иначе
атрофируются мышцы.
В макете корабля "Восток"
был прорепетирован весь полет от старта
до посадки.
...Заключение медиков
было единодушным: "небесные братья"
полностью готовы к беспримерным
космическим рейсам".
...5 апреля 1961 года Ю.
Гагарин, Г. Титов, А. Николаев, П. Попович
и другие космонавты вместе с Н. П.
Каманиным, методистами, врачами и
инженерами вылетели на космодром
Байконур, где проводились
заключительные тренировки перед первым
полетом человека на корабле "Восток".
Сразу же после успешного старта Юрия
Гагарина Титов и его дублер Николаев
стали готовить себя для более сложного
односуточного полета. И вскоре настал
звездный час Космонавта-2. Провожал его и
Николаев: "Счастливо тебе, Герман!"
Они крепко обнялись и "поцеловались"
гермошлемами. Титов всегда с особым
уважением отзывался о своем дублере. В
книге "Моя голубая планета" он
писал: "В отряде его все ласково
называют Андрюша, да иначе, кажется, и
невозможно обращаться к этому тихому,
скромному и обходительному человеку,
чья спокойная, доверчивая улыбка
мгновенно располагает к себе и знакомых
и незнакомых, командиров, старших по
возрасту и званию, и нас, его товарищей".
Приземлившись, Герман
Степанович много нового рассказал
готовящимся к "своему" полету к
звездам Николаеву и Поповичу. Он особо
подчеркивал, опираясь на собственный
опыт: "Тренируйте, ребята,
вестибулярный аппарат. Без этого нельзя".
И не случайно именно этому было уделено
особое внимание при подготовке к полету
Космонав-та-3 и Космонавта-4. Медики
разработали специальный стенд с
неустойчивой опорой, космонавт должен
был на ней удерживать равновесие путем
балансирования. Была предложена
дополнительная регистрация
физиологических показателей в полете,
введены новые физические упражнения,
укрепляющие устойчивость
вестибулярного аппарата.
И наступил
долгожданный день. Самолет Ту-104 с
четверкой космонавтов, Н. П. Каманиным,
другими специалистами взял курс на
космодром Байконур. Здесь был
установлен особенно строгий распорядок
дня. Оба космонавта ездили в монтажно-испытательный
корпус для заключительных тренировок в
корабле "Восток", "обживали"
свои корабли, изучали технику, ежедневно
тренировали вестибулярный аппарат,
работали с бортжурналами, играли в
теннис, волейбол. По наблюдению медиков
Андриян Григорьевич в течение всего
предстартового периода сохранял
высокий эмоциональный тонус,
собранность.
Накануне старта после
ужина главный врач экипажа Андрей
Викторович Никитин заставил Андрияна
Николаева и Валерия Быковского лечь
спать. Андриян перед сном взял томик
Лермонтова, немного почитал и вскоре
уснул крепким, глубоким сном.
Утро выдалось теплое,
солнечное. Космонавты встали в шесть
часов, выбежали на улицу, сделали
небольшую пробежку и физзарядку, а в
конце ее вылили друг на друга по ведру
холодной бодрящей воды. Настроение у них
было приподнятое. После завтрака Ю.
Гагарин и Г. Титов дали последние
напутствия Космонавту-3. Андриян
посмотрел на своего дублера и сказал:
"Ну, Валерий, пошли на работу". Он
снова взял под мышку томик стихов
Лермонтова и вместе с Быковским они
направились к медикам. Им измерили
артериальное давление, подсчитали пульс.
На стартовую площадку ехали шумно, с
песнями. Николаев сел впереди, рядом с
Поповичем, а сзади расположились
Быковский, Комаров и другие космонавты.
Вскоре автобус подъехал к бетонной
площадке и остановился. Николаев
доложил председателю Государственной
комиссии о готовности к полету.
За пять минут до старта
частота пульса у Николаева была равна
ста четырнадцати ударам, частота
дыхания - девяти циклам в минуту. Внешне
он оставался спокойным, сосредоточенным,
на вопросы оператора давал четкие
ответы.
В 11 часов 30 минут 11
августа 1962 года с космодрома Байконур
стартовал "Восток-3". Сразу же после
старта частота пульса у Николаева
возросла до ста тридцати шести ударов в
минуту. В начале невесомости у Андрияна
появилось кратковременное ощущение
наклона туловища вперед, после чего, по
его словам, наступило "ощущение
легкости". Первые шесть витков он
старался меньше двигаться, особенно
избегал движения головой, как ему
советовал Титов, опасаясь появления
дискомфорта. Но затем, по мере
привыкания к условиям невесомости,
расширил объем движений.
После взлета "Беркута"
оба космонавта на орбите связались по
радио. Одновременное прохождение "двух
кораблей над приемными пунктами
потребовало дифференцированного
подхода к организации врачебного
контроля. Руководитель медицинского
обеспечения Владимир Иванович
Яздовский периодически докладывал С. П.
Королеву о состоянии здоровья
космонавтов. Систематически
осуществлялся медицинский контроль и
самими космонавтами. В бортовом журнале
Николаев сделал тридцать записей
результатов самоконтроля. Почти на
каждом витке полета он подсчитывал
частоту пульса и дыхания, оценивал свое
самочувствие и работоспособность.
В режиме у космонавтов
был предусмотрен сон в те же часы, что и в
земных условиях. Николаев спал крепким
глубоким сном. Аппетит на протяжении
всего полета был хорошим: по выражению
самого космонавта, "аппетит земной,
если не лучше". Суточная калорийность
составляла две тысячи триста
шестнадцать килокалорий. Все продукты
были приготовлены в виде кусочков, долек,
ломтиков таких размеров, которые были бы
удобны для употребления. Во время приема
пищи и воды космонавт никаких
затруднений не испытывал. Системы
регенеравдш и кондицирования воздуха в
течение всего полета работали стабильно
и обеспечивали космонавту комфортные
условия. Скафандр был удобным и не
затруднял движений.
Жизнь на корабле шла
своим чередом. В свободные минуты
Андриян Григорьевич читал стихи В.
Маяковского. Режим дня у космонавта был
такой же, как и до полета, на земле. Такой
"земной" распорядок позволял
изучать суточную периодику основных
физиологических функций человека в
полете. Впервые были получены более
полные данные об адаптации космонавта к
невесомости и о суточной периодике.
Большую часть
программы А. Николаев выполнял, находясь
в кресле, в скафандре. Длительное
пребывание в одной позе и ограничение
подвижности вызывало острую
потребность в мышечной деятельности.
Физические упражнения, выполненные в
полете Николаевым, по своему объему и
разнообразию выходили далеко за пределы
рекомендованного гимнастического
комплекса. По его словам, "мышечная
работа разгоняла усталость, вызывала
приятное чувство, поднимала настроение
и бодрость духа".
Мы, медики, с волнением
следили за полетом Андрияна и Павла, за
состоянием их здоровья и
работоспособностью. Согласно программе
полета Андриян Григорьевич должен был
впервые в мире освободиться от
привязной системы и выполнить некоторые
рабочие операции. На четвертом,
восемнадцатом и тридцать четвертом
витках Николаев освобождался от
подвесной системы. В состоянии
невесомости он вел наблюдение, проводил
киносъемку, делал записи в бортжурнале,
обедал и демонстрировал перед
телекамерой различные предметы. Работал
также с тумблерами и телеграфным ключом.
Через задний иллюминатор космонавт
заснял восход солнца. Находясь в
безопорном пространстве, он вступил в
радиосвязь с Павлом Поповичем, принял
поздравительную телеграмму от шестого
Всемирного конгресса молодежи. Общее
состояние Николаева при "свободном
плавании" было хорошим, пульс не
превышал семидесяти шести ударов в
минуту.
Все физиологические
показатели, данные радиопереговоров и
телевидения свидетельствовали о том,
что А. Г. Николаев хорошо перенес
орбитальный полет и сохранил на
достаточно высоком уровне
работоспособность. И вот С. П. Королев
сообщил ему о витке посадки и пожелал
счастливого приземления. В расчетное
время включилась тормозная
двигательная установка. Постепенно
стали расти перегрузки. Космонавт
отмечал сдавливание в области живота и
груди. Но и в этот период он был спокоен и
сосредоточен. Доклады его были ясными и
четкими.
Наконец произошло
катапультирование, вовремя раскрылись
парашюты. Андриян развернул их по ветру
и приземлился на родную землю. Через
шесть минут произошла посадка Поповича.
Николаев быстро переоделся в легкий
спортивный костюм, выпил воды. Вскоре
появился самолет из поисковой группы, и
врач Виталий Волович вместе с двумя
солдатами на парашюте приземлился
недалеко от космонавта. Он тепло
поздравил Космонавта-3 с благополучным
возвращением на родную землю. Андриян
выглядел немного уставшим. Широкие
черные брови, отросшая борода и усы
усиливали смуглый цвет лица. Отмечалось
умеренное эмоциональное возбуждение.
Пульс после полета был сто десять ударов
в минуту, артериальное давление - сто
двадцать на девяносто. В общем, все было
нормально. Стояла тридцатиградусная
жара, хотелось пить, и очень кстати
пришелся арбуз, которым угостили его
вертолетчики. Вертолет взял курс на
Караганду. Туда же вскоре прибыл Попович.
А утром следующего дня космонавты
вылетели в Куйбышев.
Здесь их разместили в
двухэтажном домике на берегу Волги, где
после полетов отдыхали Гагарин с
Титовым. Уставшие Андриян и Павел
улеглись на кроватях и тут же уснули
крепким земным сном. После их
пробуждения медики приступили к сложной
и ответственной работе. Каждый
специалист подолгу "крутил" и
осматривал космонавтов. Их мнение было
единодушным: после труднейшего
орбитального полета у А. Г. Николаева и П.
Р. Поповича не было выявлено каких-либо
патологических изменений в организме.
...Шли годы. Центр
подготовки космонавтов успешно готовил
все новые и новые экипажи к космическим
полетам на кораблях "Восход" и "Союз".
Здесь очень пригодился личный опыт
Андрияна Николаева.
И вот настал день второго его полета - 1
июня 1970 года.
На всем протяжении
полета Андриян Григорьевич оценивал
свое самочувствие как отличное или
хорошее. Одним из новых медицинских
экспериментов, выполненных Николаевым
во время этого восемнадцатисуточного
полета, было исследование показателей
внешнего дыхания и газоэнергообмена.
Выполнял он и другие пробы и наблюдения
по заданию врачей. Работал при этом
самоотверженно, с большим чувством
ответственности. Сон по-прежнему был
глубоким, засыпал он быстро, как и на
Земле. По словам космонавта, сон "всегда
приносил свежесть и бодрость", хотя в
начале полета он начинался с семи часов
по московскому времени, а к концу полета
начало сна сдвигалось к полуночи. Дважды
в день Андриян выполнял часовой
комплекс физических упражнений.
Тренировался он с удовольствием,
постоянно отмечал эффект "мышечной
радости" от :фи-зических упражнений и
"заряд энергии" на весь рабочий
день.
Программой полета
предусматривались и "выходные дни".
Они использовались для активного отдыха,
когда космонавт максимально
освобождался от работы. В "банные дни"
космонавты меняли белье и обтирали свое
тело полотенцем, увлажненным лосьоном.
За восемнадцать суток
полета А. Николаев и В. Севастьянов
выполнили всю намеченную программу.
Спуск и приземление корабля произошли
благополучно в заданном районе.
Но после второго полета
Андриян Николаев сообщил медикам, что
его голова, руки, ноги и даже внутренние
органы стали какими-то необычайно
тяжелыми, он словно ощущал их вес. В
первые часы после приземления
космонавту даже трудно было сохранять
вертикальную позу, он предпочитал
больше лежать. И, спускаясь по трапу
самолета, Андриян Григорьевич двигался
медленно, придерживаясь за поручни,
широко расставляя ноги. Однако, несмотря
на это, он' смог самостоятельно
подняться по лестнице на третий этаж.
Через сутки после приземления походка у
него все еще была неуверенной.
Но с каждым днем его
самочувствие и состояние здоровья
улучшалось, вскоре он был совершенно
здоров и приступил к любимой работе.
После полета А. Николаева и В.
Севастьянова на корабле "Союз-9"
медики получили очень важные, сто
двадцать на девяносто. В общем, все было
нормально. Стояла тридцатиградусная
жара, хотелось пить, и очень кстати
пришелся арбуз, которым угостили его
вертолетчики. Вертолет взял курс на
Караганду. Туда же вскоре прибыл Попович.
А утром следующего дня космонавты
вылетели в Куйбышев.
Здесь их разместили в
двухэтажном домике на берегу Волги, где
после полетов отдыхали Гагарин с
Титовым. Уставшие Андриян и Павел
улеглись на кроватях и тут же уснули
крепким земным сном. После их
пробуждения медики приступили к сложной
и ответственной работе. Каждый
специалист подолгу "крутил" и
осматривал космонавтов. Их мнение было
единодушным: после труднейшего
орбитального полета у А. Г. Николаева и П.
Р. Поповича не было выявлено каких-либо
патологических изменений в организме.
...Шли годы. Центр
подготовки космонавтов успешно готовил
все новые и новые экипажи к космическим
полетам на кораблях "Восход" и "Союз".
Здесь очень пригодился личный опыт
Андрияна Николаева.
И вот настал день второго его полета - 1
июня 1970 года.
На всем протяжении
полета Андриян Григорьевич оценивал
свое самочувствие как отличное или
хорошее. Одним из новых медицинских
экспериментов, выполненных Николаевым
во время этого восемнадцатисуточного
полета, было исследование показателей
внешнего дыхания и газоэнергообмена.
Выполнял он и другие пробы и наблюдения
по заданию врачей. Работал при этом
самоотверженно, с большим чувством
ответственности. Сон по-прежнему был
глубоким, засыпал он быстро, как и на
Земле. По словам космонавта, сон "всегда
приносил свежесть и бодрость", хотя в
начале полета он начинался с семи часов
по московскому времени, а к концу полета
начало сна сдвигалось к полуночи. Дважды
в день Андриян выполнял часовой
комплекс физических упражнений.
Тренировался он с удовольствием,
постоянно отмечал эффект "мышечной
радости" от :фи-зических упражнений и
"заряд энергии" на весь рабочий
день.
Программой полета
предусматривались и "выходные дни".
Они использовались для активного отдыха,
когда космонавт максимально
освобождался от работы. В "банные дни"
космонавты меняли белье и обтирали свое
тело полотенцем, увлажненным лосьоном.
За восемнадцать суток полета А. Николаев
и В. Севастьянов выполнили всю
намеченную программу. Спуск и
приземление корабля произошли
благополучно в заданном районе.
Но после второго полета
Андриян Николаев сообщил медикам, что
его голова, руки, ноги и даже внутренние
органы стали какими-то необычайно
тяжелыми, он словно ощущал их вес. В
первые часы после приземления
космонавту даже трудно было сохранять
вертикальную позу, он предпочитал
больше лежать. И, спускаясь по трапу
самолета, Андриян Григорьевич двигался
медленно, придерживаясь за поручни,
широко расставляя ноги. Однако, несмотря
на это, он' смог самостоятельно
подняться по лестнице на третий этаж.
Через сутки после приземления походка у
него все еще была неуверенной.
Но с каждым днем его
самочувствие и состояние здоровья
улучшалось, вскоре он был совершенно
здоров и приступил к любимой работе.
После полета А. Николаева и В.
Севастьянова на корабле "Союз-9"
медики получили очень важные, глаз.
Трудно сейчас точно сказать, сколько раз
затем встречались мы, но первая встреча
особенно запомнилась мне. |
 
|
