Говорят, что мужчина становится на колени только в трех случаях: чтобы напиться из родника, чтобы сорвать цветок для любимой и чтобы поклониться матери. Я хочу поклониться моей любимой бабушке Кривовой Марии Ивановне, чья жизнь, на первый взгляд, обычная деревенская. И наблюдая эту жизнь, задумываюсь: а был ли в ней какой-то большой смысл? Или не было никакого смысла, была одна работа, работа, потеря близких, дорогих ее сердцу людей, терпение, переживания, которые вылились в глубокие морщинки и седину. Совсем недавно трагически погиб ее сын, мой крестный, в котором она души не чаяла, как, впрочем, и в трех других своих детях, и в нас, десяти внуках. Любви ее хватало на всех. И однажды в родительскую субботу бабушка попросила меня сходить с ней на кладбище, навестить сыночка… Шаг ее был суетливый, сбивающийся. Подойдя к могилке, она перекрестилась, опустилась на колени. В глазах ее стояли слезы, дышать становилось труднее. Шевеля гу-бами, она что-то беззвучно повторяла. Долго стояла бабушка. Потом прижалась лицом к могилке, дотронулась губами до креста и бессильно опустилась на скамеечку, стоявшую рядом, виновато вздохнула: "Господи! А я вот живу, радуюсь…" Больше она ничего не говорила. Думала, вспоминала… Я, конечно же, видел, как иногда бабушка доставала старые пожелтевшие фотографии с обломанными уголками, медали, письма, бережно хранившиеся в сундуке, и чувствовал, что за всем этим стоит что-то более важное. Я пытался расспросить бабушку, но она отвечала неохотно, отмахивалась. Видно было, что нелегко ей возвращаться памя-тью в прошлое. Может быть, именно в эти мгновения перед ней промелькнула вся ее долгая жизнь, ей вдруг вспомнились свое детство и юность. Бабушка долго и пристально посмотрела на меня и вдруг, словно боясь, что не успеет, стала рассказывать. Быстро бежит безвозвратное время. Ой, как быстро! Что и говорить, многое забывается, но есть в прошлом события, которые живут, помнятся. Живут, видно, потому, что жгучей молнией опалили судьбы людей, перечеркнули планы на будущее. Когда началась война, я окончила семь классов. Училась хорошо. Мечтала закончить десятилетку, но война круто изменила все. Черным вихрем ворвалась она в мое дет-ство. За школьную парту сесть уже больше не пришлось. С первых дней войны в селе стояли стон и слезы: получали повестки в армию, на фронт. Провожали матери сыновей. Был ли это третий, был ли это единственный, все рав-но горело, рвалось, заходилось нестерпимой болью материнское сердце. Провожали, взмахивали последний раз онемевшей от горя рукой и оставались одни на развилках дорог… Многие уже получили похоронки. Моего отца тоже взяли на войну, хотя ему было уже сорок восемь лет и во время первой мировой войны получил сквозное пулевое ранение руки. Правда, он был охранни-ком тюрьмы в Потьме, а затем в Котласе, заменив молодых, которые с первых дней ушли воевать. В нашем селе все мужчины тоже ушли на фронт. Остались женщины, старики, дети. И хотя деревенские ребятишки с детства приучены к труду, первый год работы нарав-не со взрослыми был очень трудным. Ценой нечеловеческих усилий, на коровенках деревня обрабатывала довоенный пахотный клин, передавая хлеб фронту, до последнего ко-лоска убирая в поле урожай, вручную вскапывали картошку и копали огороды, помогая иногда одиноким старикам. Тяжело было всем, что и говорить. Приходилось рыть окопы около станции Ардатов, домой отпускали, когда на ладонях появлялись кровяные незаживающие мозоли. Рубили лес для паровозных топок, са-ми же и грузили эти метровые поленья в вагоны. В любую погоду возили до станции Атяшево зерно, картошку, потому что знали: надо фронту, надо кормить армию и страну. В лютые морозные ветреные дни эти тридцать километров казались бесконечными. Вы-езжали затемно и возвращались, когда было уже темно. Обед хранили за пазухой, хотя и там хлеб и картошка промерзали, и приходилось их грызть, как камни. От усталости, от вечного недосыпания, под монотонный шаг лошадей засыпали на возу. Главным в обозе был старик, он следил за подростками, чтобы они не замерзли, заставляя бегать за возом. Ходили в лес за хворостом и дровами на больших санках для себя, а иногда и для соседей. Рабочих рук не хватало. Взрослые целыми днями были на работе на фермах, в поле. До-мой приходили поздно вечером. Женщины ночью топили печки, ставили в них еду и рано утром снова уходили на работу. Спали по четыре-пять часов в сутки, но спасало то, что в обеденный перерыв могли два часа отдохнуть. Через год ушел на фронт девятнадцатилетний брат Дмитрий, и в тот же день мою мамку заставили принять все склады колхоза. Она была бригадиром овощеводческой бригады, до войны - депутатом Верховного совета от Мордовии, человеком грамотным и ум-ным. Она осознавала, какую ответственность взваливает на свои плечи, но все же, наверное, не знала, что трудные времена изменяют людей не только в хорошую сторону, но и в плохую. Через три месяца обворовали один из складов, виноватым сочли кладовщика. По законам военного времени дали ей десять лет лишения свободы. Через несколько месяцев двоих односельчан увидели на базаре торгующими зерном. По решению суда они были приговорены к тюремному заключению. Мамку помиловали. Но решение суда дошло только через пять лет, уже после войны. И осталась я одна с двумя малолетними сестренками - семи и одиннадцати лет. Их хотели забрать в детдом, но я не отдала. Очень было трудно, но без них еще труднее было бы. Как малолетки, они получали продовольственный паек за отца и брата. Хлеб из одной муки никогда не пекли, всегда добавляли сушеную лебеду, крапиву и желуди. Всю войну держали корову, хоть и тяжело было. Иногда молоко обменивали на муку, давали соседям, потому что некоторые жили еще хуже. Голодно было, но уже и тому были рады, что не стреляют, не бомбят. Особенно голодно было весной сорок третьего года. Опухали руки, ноги, лицо, становились полными, а сил ходить не было. И все-таки, пожалуй, не это было самым трудным, страшным. Тяжело было со-общить матери, отцу сначала о смерти брата, а потом старшей сестры. В январе тысяча девятьсот сорок третьего получила я сообщение, что брат Дмитрий пропал без вести во время ожесточенных боев под Сталинградом. Я все верила, что он когда-то вернется. Но … Прошло много-много лет, а он так и не вернулся, остался где-то там, на войне, навсегда девятнадцатилетним парнем. Старшая сестра была замужем, жила отдельно, но почти каждый день забегала помочь нам. Ей было двадцать два года. Самую тяжелую работу выполняли эти женщины. Пахали на тракторах, ремонтировали их в любую погоду, лежа на сырой, холодной земле. Таскали на себе семидесятикилограммовые мешки с зерном, поднимаясь по трапу на верх вагона. Работали за мужчин, лучше их. И сердце не выдержало… Рухнула моя последняя опора. Только тяжелая работа заглушала боль и горечь утраты. В конце сорок четвертого однажды рано утром пришел отец. В первую минуту я не поверила действительности, подумала, что это красивый сон. От радости и счастья на мгновение потеряла сознание. Наверное, только возвращение отца и надежда на близкую победу помогли мне выжить. "Терпите, бабы! Кончится война - тогда заживем. Тогда наедимся досыта", - ус-покаивали друг друга женщины. Село за четыре долгих года войны поредело. Около тысячи человек погибло, мно-го умерло от тифа, от тяжести и горя. И вот, наконец, великая радость долгожданной победы. Но после войны не на много легче стало, хотя и вернулись с фронта оставшиеся в живых. Работали от зари до зари, зачастую бесплатно: пуст был трудодень в те годы. И много еще выпало на мою долю трудностей. Но жизнь продолжается. Годы мои уже немолодые. И я радуюсь каждому дню, еще отпущенному мне судьбой. Какое это счастье - жить на земле, ходить по родной улице, видеть лица односельчан, наблюдать, как поселок Восход живет своей обычной, размеренной трудовой жизнью. Наблюдать, как по первой зорьке спешат к ферме доярки, к парникам и теплицам - овощеводы, как улицы наполняются детскими голосами, как растете и мужаете вы, мои внуки. Какое это счастье - видеть над вашей головой мирной голубое небо. Бабушка замолчала. А я подумал: "Стареет моя бабуля. Бабушка! Чем и как я смогу отблагодарить тебя за твою постоянную заботу, ласку, внимание, доброе слово, добрую улыбку?". Очень хочется воздать должное ей, простой русской женщине Марии, смысл жизни которой в милосердии, в истиной человечности. Низкий поклон тебе, моя бабушка, низкий поклон всем вам, женщины России, ве-ликие труженицы, за будничный, незаметный тыловой труд, где не кровь льется, а пот, где не меньше нужно величие души, чтобы день за днем, ночь за ночью, преодолевая изнемо-жение, отдавая все свои силы ради спасения Отечества, не думая о том, что совершается постоянный подвиг, который достоин самых высоких, искренних и благородных слов. Низкий поклон вам, женщины-матери. Это ваши муки производят на свет новые жизни. Это ваши бессонные ночи, ваше великое терпение, ваши руки и сердца беспомощ-ных крикунов превращают в прекрасных девушек и благородных юношей. Это ваша любовь благословляет их на добрые дела. Низкий вам поклон.