Когда читаешь какой-либо материал об историческом событии, то в нем хочется видеть не только хронологию, перечисление каких-либо фактов, но и людей участвующих в этих соитиях. Читателям сайта наверняка будут интересны воспоминания нашего земляка, ветерана войны и труда, Степанова А.С. Материал взят из его книги «На скрижалях истории».
А.С. Степанов, академик Международной академии информатизации, профессор. Автору этих строк довелось участвовать в боях Белорусского фронта в качестве начальника связи отдельного лыжного батальона в составе 170-й стрелковой дивизии.
В конце декабря 1943 г., перед вступлением в бой, на «смотр» батальона, располагавшегося в лесу, приехал командир дивизии, немолодой полковник, со своим заместителем (фамилии опускаю). Батальон, насчитывавший около 400 человек, был сформирован из опытных, хорошо ходивших на лыжах офицеров и солдат. Чекист в батальоне, майор (фамилия которого не запомнилась), был мастером спорта, участвовал в международных лыжных соревнованиях в Финляндии в предвоенные годы. Немало было лыжников, имевших спортивные разряды. Это были настоящие богатыри в физическом и нравственном отношении, преисполненные решимостью вступить в сражение с ненавистным врагом. Предполагалось, что в случае прорыва обороны противника батальон будет направлен в его тыл для выполнения конкретных боевых задач.
Построив офицеров на морозном снегу, комдив, почему-то прозванный офицерами Щукарем, произнес речь, в которой не было ни одного доброго слова, разумного напутствия. Вся она состояла из набора безграмотных, оскорбительных и бранных выражений в адрес офицеров батальона. «Не потерплю!»— такова была последняя угроза щедринского помпадура в мундире старшего офицера. Он резко повернулся и убрался восвояси. Недаром говорится: «Брань есть довод того, у кого нет аргументов». Тем более нам было горько и досадно, что боеготовность батальона никто не проверял, кроме комбата. Оскорбленные и униженные комдивом офицеры батальона на другой день вступили в тяжелейший бой. В течение одних суток все офицеры и солдаты были убиты или ранены. Геройски погиб и наш любимый комбат, эвенк по национальности, фамилию которого, к сожалению, не помню.
Как могло случиться, что отдельный лыжный батальон, готовившийся к боям в тылу противника, погиб за одни сутки? В бою обстановка нередко так быстро меняется, что вместо одной запланированной задачи приходится выполнять совершенно иную.
Задача, поставленная перед батальоном, была ясной и простой: пробить брешь в обороне противника и помочь 422-му полку нашей дивизии выйти из окружения. В ночь мы вышли на предполагаемую разграничительную линию, проходившую в сосновом белорусском лесу. Вырыть даже ячейку солдату в лесу, да еще в промерзшей земле,— титаническая работа. Ползком, с большими потерями нашим солдатам удалось пробиться до траншей противника, доверху заполненных мерзлыми трупами наших и немецких солдат. Более сотни бойцов удалось вывести из окружения. Но какой ценой? Противник всю ночь непрерывно вел из окопов огонь трассирующими пулями, а артиллерия с пятиминутными перерывами обрушивала на нас ураганный огонь. Наше положение осложнялось тем, что артиллерийские снаряды противника, задевая ветви, сучья и стволы деревьев, разрывались вверху, увеличивая, таким образом, силу поражения. По существу окопы нам мало чем помогли.
На рассвете мы увидели изуродованный до неузнаваемости лес, напоминающий искореженные телеграфные столбы с толстыми сучьями без ветвей. Но самая большая наша печаль состояла в том, что мы потеряли солдат и офицеров больше, чем вызволили из окружения своих однополчан. Так в одночасье героически погиб в белорусских лесах отдельный лыжный батальон, состоявший, если употребить выражение писателя В. Астафьева, из «проклятых и убитых» солдат и офицеров.
Общий итог намечавшегося зимнего наступления Белорусского и других фронтов оказался неудачным. Потеснив противника на отдельных участках фронта, наши войска не смогли, однако, прорвать его мощную оборону, выйти на оперативный простор и развернуть стратегическое наступление по освобождению Белоруссии от фашистских захватчиков. Спустя лет двадцать в «Военно-историческом журнале» была опубликована статья, автор которой впервые сказал горькую правду о неудавшейся белорусской эпопее. Для выяснения причин случившегося на Западный фронт была отправлена весьма авторитетная военная комиссия. На основании ее заключения Ставкой было принято решение разделить Западный фронт на два (2-й и 3-й Белорусские) и, основательно подготовившись, перенести исполнение военной операции по освобождению Белоруссии на более поздние сроки.
Примерно через полгода началась гигантская военная операция под кодовым названием «Багратион». На 700-километровом участке наступления было сосредоточено 40% личного состава всей действующей армии, 49% орудий и минометов, 77% танков и самоходно-артиллерийских установок.
Как принято в армии, накануне боевых операций проводится проверка боевой готовности воинских частей и подразделений. После завтрака наш стрелковый батальон 391-го полка 170-й дивизии, располагавшийся в лесу недалеко от города Рогачева, был построен для встречи с высоким военным начальством — командующего 48-й армией генерала П.Л. Романенко. На другой день комсорг и заместитель по политчасти провели собрания с каждой ротой и даже с отдельными взводами, смысл которых сводился к одному: не дрогнуть в бою, не жалеть сил, а если понадобится, и крови ради победы над врагом.
Наш комбат Рахимов, боевой офицер и хороший товарищ, дал распоряжение всем офицерам, кроме начальника штаба, отправиться на передний край, в траншеи. Мотивировка была убедительной: «Задача тяжелая и ответственная, и каждый командир должен находиться среди солдат».
23 июня 1944 г., рано утром, началась часовая артподготовка. Противник в свою очередь открыл ответный артиллерийский огонь. Казалось, вся земля содрогается и стонет от непрерывного обстрела с той и другой стороны. Этот страшный час испытаний физических и нравственных сил человека показался нам едва ли не вечностью.
Самой трудной и сложной оказалась переправа через реку Друть. Противник непрерывно вел обстрел переправы, узкого дощатого плавучего моста, закрепленного канатом на обоих берегах. Под ураганным огнем солдаты один за другим пробегали на противоположный берег, невзирая на многочисленные трупы на том и другом берегу. Увязая во вспаханной артиллерией топкой земле, заваленной трупами, перебежал и я на противоположный берег. В одно мгновение рядом разорвавшийся снаряд накрыл меня землей и сильно оглушил (правое ухо навсегда вышло из строя). Раненный в ногу комбат майор Рахимов, сильно хромая, с автоматчиками устремился вперед. Слева от нас раненный в лицо комсорг полка, гимнастерка которого была залита кровью, словно живое Красное Знамя, с автоматом в руках рвался к окопам противника, вдохновляя своим примером на бесстрашие и мужество перешедших в атаку солдат.
В обвалившихся песчаных окопах противника, вспаханных нашей артиллерией, оказались лишь тяжелораненые фрицы, то тут, то там лежали изуродованные трупы, торчали ноги, руки убитых немецких солдат.
Без особого труда была преодолена наспех построенная вторая линия обороны противника, и путь на Бобруйск был открыт.
Безоблачная солнечная погода была весьма кстати для нашей авиации. В те солнечные дни мы наблюдали необычайно яркую, впечатляющую картину работы 16-й воздушной армии генерала С.И. Руденко. В сопровождении истребителей 400 самолетов-бомбардировщиков сплошными волнами шли на Бобруйск. Издалека было видно, как армада советских самолетов зависала в небе в районе Бобруйска, подвергая непрерывной бомбардировке переправы противника через Березину, скопления живой силы и техники. Прижатые в лесистой местности к Березине и подвергаемые массированной бомбардировке с воздуха, немецкие войска были полностью деморализованы и прекратили всякое сопротивление. Всюду - трупы немецких солдат и лошадей, многие из которых оказались в горящем лесу. Трупный запах, исходивший от изуродованных трупов людей и лошадей, смешался с лесистой гарью, распространяя страшное, удушливое зловоние, смрад и чад. Мы впервые почувствовали, как нужны противогазы, брошенные нами в обозах. Это был настоящий кромешный ад.
Переправившись через Березину, 29 июня мы оказались в Бобруйске, а затем заняли город Речицу, после чего наша дивизия стала именоваться Речицкой, а несколько позже - Речицко-Млавской, по имени граничащего с Пруссией польского города Млава.
В ходе Белорусской операции было уничтожено от 25 до 26 дивизий, в результате чего гитлеровцы потеряли не менее 350 тыс. человек. Как указывалось в «Журнале боевых действий верховного командования немецкой армии», разгром группы армий «Центр» в Белоруссии представлял собой «большую катастрофу, чем Сталинград». Эти события, по мнению немецкого генерала Гудериана, были «столь потрясающими», что «в середине июля Гитлер перевел свою ставку из Оберзальцберга в Восточную Пруссию». 3 июля войска 1-го Белорусского фронта ворвались в Минск.
Во время Белорусской операции я подал заявление о вступлении в ряды Коммунистической партии. У нас, молодых коммунистов, были чистые и благородные помыслы — добиться победы над сильным и коварным врагом. Вступление в партию было вызвано безграничной любовью к Родине, готовностью сделать все, от нас зависящее, ради достижения прекрасного будущего. У коммунистов-фронтовиков было лишь одно преимущество - первыми идти в бой, проявлять готовность беспрекословно выполнять любые, самые сложные задания военного времени.
Став коммунистом, я переписал в свою крохотную книжечку-блокнот (в этом блокнотике, пролежавшем в моем архиве 60 лет, на первой странице записано: «Если погибну, пишите по адресу: Чув. АССР, Порецкий район, с. Кожевенное, Степанову Ст. Ив.») волнующие слова из газеты «Правда». «Член партии не стареет,- писала газета.- Если он умирает, - он умирает за работой, в бою, перестраивая жизнь. До последнего шага коммунист идет вперед. До последней капли отдает кровь общему делу. До последней секунды строит будущее, борется за светлый мир. В этом - счастье большевиков».