Однако цивильский исправник не разделял инквизиторского настроя казанского викария и особенно подчеркивал, что в Можарках и Норваш-Кошках намного более 2/3 составляют старообрядцы, что они зажиточнее «православных» и их них избираются сельские должностные лица. Как факт он передает, что «некоторые из раскольников состоят в расколе с давних времен, а некоторые уклонились из православия и перешли в раскол еще недавно... по личному своему убеждению», а то, что другие перешли в старую веру «по совращению будто бы главнаго двигателя раскола крестьянина села Можарок Давыда Цапина, раскольничьяго попа и пособников из местных закоренелых раскольников» передает как не подтверждающийся слух, подчеркивая, что «православные, как сами передали мне, никаких общений с раскольниками не имеют» и «никто из православных дер. Норваш-Кошек на притеснения и угрозы со стороны раскольников мне не заявлял, и сами раскольники просили меня указать им тех лиц, в отношении которых допущены ими и притеснения, и угрозы». После этой просьбы исправник оказался в очень неловком положении, потому что в доносе ни одного конкретного имени не называлось. Поэтому исправник еще раз подчеркивает, что отец Давыд «действительно посещал соседние с селом Можарками селения, но ни в одном из них пропаганды, ведущей к распространению раскола, не проповедывал». Строгая приверженность отца Давыда к дораскольной одежде помогла опровергнуть еще одно положение доноса: «Одежда, носимая Цапиным, не составляет одеяния присущего православным священникам, а носит он длинный широкий камзол по покрою своему хотя и сходственный с рясой священника, но с обыкновенными узкими рукавами». Таким образом ни одно из лживых заявлений епархиального начальства на практике не находило подтверждения.
Тем не менее, в бытность исправника в Можарках к нему поступил уже устный донос от никонианского священника Салмина, что староверы строят в селе без разрешения молитвенный дом. На месте исправник стал выяснять истину и нашел, что старообрядцев формально наказывать не за что. Дом, безусловно, предназначался для моленной: он был обширнее и длиннее крестьянской избы, в доставке леса участвовали староверы д. Норваш-Кошек, но по внешнему виду дом не напоминал церковь, что соответствовало закону 1883 г., и тем более строился он на земле К. А. Цапина, как его частное владение, что вообще не запрещалось. Однако новобрядческий Голиаф вновь напал на отца Давыда. 30 апреля 1887 г. уже от имени обер-прокурора Синода Победоносцева министру внутренних дел поступил новый донос на отца Давыда, который переслали Казанскому губернатору, а тот - цивильскому исправнику. Исправника, видимо, так утомил разбор всех этих доносов, что ведение дальнейшего следствия он передал приставу 1 стана. В июне 1887 г. пристав докладывал, что он осмотрел строящийся дом, предназначенный для моленной, и нашел в нем 12 окон, 2 двери с боковых сторон и одну с проулка и что «дом этот по фасаду своему от других жилых домов отличия не имеет», однако К. А. Цапина все же оштрафовали за то, что «на постройку означенного дома крестьяниным Цапиным не было взято надлежащаго разрешения».
Из доноса новообрядческого духовенства стало известно о новых грудах неутомимого о. Давыда: оказалось, он создал в Можарках в доме Евграфа Степанова старообрядческую школу, где лично преподавал детям Закон Божий. Для отца Давыда невыносимо было прятаться и скрывать истинную веру. Исполняя слово Господне о светильнике, который ставят на видном месте, да светит всем, он во время праздников Рожества Христова, Богоявления и Святой Пасхи ходил по домам староверов с крестом и в епитрахили, не скрываясь, отпевал покойников и говорил староверам, что старообрядцам «дана теперь от Царя свобода на все». Более того, можарский новообрядец И. М. Пугачев сообщил приставу, что в частных беседах отец Давыд высказывал убеждение, что «гербовые марки есть антихристова печать». Это подтвердило консисторский донос, что отец Давыд
«позволяет себе, между прочим, такое разъяснение, что гербовые марки, за которыя взимается гербовый сбор, суть антихристова печать и особенно они имеют это значение в тех случаях, когда требуются для метрических выписей при составлении брачных обысков о чужеприходных женихах и невестах».
Попытка можарцев законным путем добиться открытия моленной окончилась неудачей. Никонианский архиепископ и вместе с ним «г. обер-прокурор [Синода] просил министра внутренних дел о распоряжении к недопущению к открытию в с. Можарках моленной», и 20 февраля 1887 г. прошение об этом было отклонено. Тем не менее, отец Давыд никого не опасаясь, продолжал служить в старой моленной, находившейся в доме Никиты Федотова. И когда в село прибыл пристав 1 стана с двумя волостными старшинами, урядником и стражником, отец Давыд пустил их осмотреть моленную. На вопрос визитеров, кому принадлежат священнические риза, епитрахиль и поручи, находящиеся в часовне, «Давыд Цапин объяснил, что оно [облачение] принадлежит ему, облачается же он по благословению Московского епископа Иова». Так как моления в частных домах законом не запрещались, а прямых доказательств поступков отца Давыда не было, то обратились за помощью к можарскому никонианскому священнику, но ответ его столь обескуражил пристава, что он написан в июне 1887 г. в рапорте на имя исправника, что сведения, содержащиеся в доносах консистории и обер-прокурора «не мог даже доказать и местный села Можарок священник о. Салмин». Те же сведения повторил и исправник в рапорте губернатору. Опять Голиаф был побежден Давыдом.
Однако верх взяло беззаконие. Губернатор Андреевский в августе того же года передал исправнику «личное поручение», па основании которого «особый следователь 1 участка Цивильского уезда, рассмотрев дело по обвинению крестьянина села Можарок... Давыда Иванова Цапина в распространении раскола Австрийской секты противуокружников (поповцев тож) и в совращении в эту секту православных христиан... постановлением своим, состоявшимся 10 сего августа, постановил: Давыда Цапина заключить под стражу в Цивильский тюремный замок, в который он, Цапин, и заключен 20 августа». Дальнейшая судьба. Давыда пока не известна. Но, тем не менее, он победил никонианского Голиафа, ибо Святая вера, насажденная и утвержденная им, столь прочно укрепилась в пароде, что пережила и Синодскую лжецерковь, и большевистский сатанизм.