01 июня 1998 г.
Помнится, когда мы готовили закон о печати, то старались, чтобы он защитил журналиста от власти - той, старой. Как вы относитесь к этому теперь, когда сами стали властью?
- Так же, как и тогда: защита журналиста от власти — только одна из задач, причем отнюдь не приоритетная. Главное было — дать в современном понимании свободу прессе, свободу творческой профессиональной деятельности журналиста. Упразднение цензуры, право журналиста и любого субъекта отношений в сфере масс-медиа на судебный порядок рассмотрения конфликтов, право каждого учреждать средства массовой информации — три исторические для России цели, достигнутые, в сущности, только к концу века. С моей точки зрения, нам (я имею в виду и инициаторов законопроекта Ю. Батурина, М. Федотова и В. Энтина, всех, кто работал над текстом закона и голосовал за него) это удалось. Эти принципы действуют и сегодня. В российский Закон о СМИ ничего принципиально нового по сравнению с ними не внесено, ибо все крутится вокруг этих ценностей. Остальное — производное, в том числе отношения между журналистом и властью, журналистом и капиталом и т.д. А то, что у журналистов сегодня столько проблем, в том числе и таких, о которых мы тогда и не думали, объясняется одним — издержками, уродством переходного периода. Воспитанный древний китаец, не знающий русского мата, говорил своему врагу: "Чтобы жить тебе в эпоху перемен!' Эпоха — фактор объективный, но есть и субъективные. Это ошибки в политике, произвол властей, когда не считаются с гражданским обществом, с мнением специалистов и ученых. Это уровень интеллектуальной культуры власть имущих. Одна чеченская авантюра чего стоит! Кроме жертв, которые можно подсчитать, в том числе и среди журналистов, есть последствия неизмеримые — синдром приобретенного всеми нами иммунодефицита против вранья, попрания прав человека.
— О нравственном СПИДе много говорят. Но разве нет вины и самих журналистов? По данным СЖ, среди судебных дел, связанных со средствами массовой информации, преобладают иски к журналистам и редакциям, причем порядка на два, а обращения журналистов в защиту своих прав крайне редки и, как правило, такие дела проигрываются. В журналистских массах отношение к закону такое же, как в массах прочих трудящихся: большинство закона не знает. И не верит, что он может защитить.
— А это уже вопрос правовой культуры самих журналистов. Надо читать закон. Надо писать в соответствии с законом. И если вы перед ним чисты, уметь выигрывать в суде. Вашим коллегам бывает и просто лень сесть за стол с юристами и профессионально, со знанием дела предъявить претензии, к примеру, к тем же властям, которые вам не дают той или иной информации.
— Ох, смотрите, поймают вас на слове чувашские журналисты! У вас как у президента есть какие-то проблемы со своей республиканской прессой?
— Затрудняюсь ответить. По той простой причине, что я со своей стороны таких проблем не вижу. Стараюсь быть открытым. Того же требую и от чиновников, которые находятся в моем поле зрения, включая глав районов и местного самоуправления. На пресс-конференции по важным поводам требую приглашать как можно больше журналистов, в том числе всех главных редакторов газет со всей республики. Бываю в самих редакциях. При этом не придерживаюсь строгих рамок жанра "вопрос — ответ". Стараюсь держать себя не как президент, а как участник общей доверительной беседы, который может сказать что - то и не для печати, высказать личное мнение. Не знаю, насколько это удается (я спрашивал у свидетелей - удается, Н.В.). Но все равно остаются проблемы, связанные опять же с культурой. Есть такие главы управлений, министры, которые боятся журналистов, не умеют общаться с ними, закрыты, застегнуты на все пуговицы.
— Вы меня перед нашим интервью приглашали на секцию каратэ, где занимаются чиновники, а тренер — президент. Может быть, надо так же их тренировать на общение с прессой?
— Раньше было принято во всем подражать начальству — этим и пользуюсь, действую личным примером. Тем не менее нет-нет да и поступит сигнал: почему нельзя узнать о том-то, встретиться с таким-то, получить такую-то информацию.
—И все-таки, если сказать одним словом, что для вас пресса — помеха или помощник?
— Помощник. Газет в республике больше ста. На один миллион триста тысяч населения это довольно много. Только республиканских я каждое утро просматриваю штук десять. И часто бывает, что сразу даю своим работникам поручения в связи с критическими публикациями — проверить, разобраться, что-то организовать. Когда выступаю в ежемесячном "Часе Президента" по ТВ, бывает 200—250 звонков, на несколько десятков успеваю отвечать сам, остальные предлагаю вниманию министерств. (Я поинтересовался в президентском управлении по информационному обеспечению и связям с общественностью. делаются ли для президента дайджесты, обзоры прессы, чтобы экономить его время, — нет, говорят, читает сам. — Н.В.).
— Давайте возьмем конкретный пример. Вот в сегодняшнем, пятнадцатом номере еженедельника "Республика", издаваемом Госсоветом Чувашии, публикуется стенограмма выступления депутата И. Молякова под сенсационным заголовком "Сантек" разбил чувашский унитаз". Материал почти на полосу. Рассказывается о судьбе чувашского завода керамических изделий, который производил дешевую сантехнику, а теперь остановлен на модернизацию, и рынок заполонили импортные унитазы и раковины, тогда как республиканский бюджет несет убытки. Так случилось, что в Чебоксары я ехал в одном купе с директором этого завода, и он мне рассказал, не зная, кто я, не читая газеты (она еще и не вышла!) — вот, мол, затеял дело, чтобы выпускать конкурентоспособную продукцию на мировом уровне, но вдвое дешевле иностранной: на совковых унитазах покупателю уже как-то не сидится. А Госсовет встал в патриотическую позу и чинит препятствия. Дадите ли вы поручение разобраться, кто прав?
— Да с этим делом суд уже два раза разбирался! Мне нет необходимости вмешиваться. И оба раза обязывали автора извиниться, а газету — поместить опровержение. Но она снова и снова воспроизводит эту дохлую кошку. (На своем веку я еще не встречал руководителя, который был бы в курсе судебных дел, связанных с прессой, если они лично его не касались, - Н.В.). Знаете, это действительно проблема. Если издание в четвертый, в пятый раз затевает спор, по которому уже приняты судебные решения, то у представителей власти вырабатывается своего рода иммунитет к такой "критике". Опять тот же автор, там же и про то же — всё, эту газету дальше можно не читать. Это чисто психологическая реакция, и она, я думаю, по-человечески понятна: а что там читать? Одни дохлые кошки.
— Вы недавно пережили предвыборную кампанию и избраны на второй срок. Есть ли заслуга прессы в вашей победе?
— Есть. У прессы, которая была против меня. Слишком уж сильно раскрутили главного оппонента. Материалы про него были каждый день во всех почтовых ящиках. И про меня тоже, в тех же ящиках — написано было с ненавистью, чтобы как можно сильнее очернить, оскорбить и унизить. Что ж, свобода прессы и здесь сработала. Но как! Они с таким перебором использовали свое агитационное право, что оно бумерангом по ним же и ударило. Это не только мое впечатление. Такой вывод сделали многие, кто у нас наблюдал за выборами. Вовсю использовалось вранье. Чего только не сочиняли! И про меня, и про ситуацию в республике. Мне рассказывали, в штабе "народно-патриотических сил" одного нашего города был такой разговор: “Сколько в городе сифилитиков?" — "Шесть". — "Мало, давайте 60 напишем". — "Нет, тоже мало, давайте 600". — "Нет, лучше 6 тысяч, тогда испугаются!" И написали 6 тысяч вместо 6 человек. А пока в суд обратятся, опровергнут — уже и выборы пройдут.
— Нам на факультете журналистики про такой прием рассказывали еще в начале пятидесятых годов. Это была иллюстрация “буржуазных политических нравов”: большое тухлое яйцо подается на первой полосе жирно и крупно, а опровержение потом на двадцать первой запрятано где-нибудь в углу.
— Так что мое пожелание журналистам, которые болели за меня, было одно: не нужно про меня писать ничего! Это самая лучшая агитация. Работайте, как работали, Если будет что-то стоящее, если где-то что-то удалось, сделана хорошо какая-то работа — покажите. Сделано плохо — тоже. Но без вранья, без злобы и паники.
— Есть ли в Чувашии свой закон о печати, как, например, у башкир?
— В таком законе нет необходимости. Фундаментальные вопросы информационного права решены на федеральном уровне, они имеют общероссийскую юрисдикцию.
— Но ведь вы подписали принятый Госсоветом Чувашии закон "О порядке освещения деятельности органов государственной власти ЧР в государственных республиканских СМИ".
— Я к этому закону отношусь скорее отрицательно, чем положительно. Как освещать деятельность власти, этот вопрос должен решаться в конечном счете самими СМИ, свободно действующими на рынке информации. Если работа государственного органа, будь то президент, правительство, госсовет, прокуратура, верховный суд, неинтересна, неактуальна, как можно законом заставить в течение целого часа смотреть? То есть заставить показывать можно. Но вот заставить смотреть!.. Полагать, будто это может быть эффективно для престижа власти и полезно для общества, значит тешиться иллюзиями. Это идет от обкомовских, цековских партийных времен. В обкоме думали, если они сами про себя будут талдычить по ящику, их полюбят и зауважают. А выходило наоборот. Надо быть самому интересным, чтобы пресса на тебя шла. А что касается законов, то я убежденный сторонник минимизации правового регулирования СМИ. Слишком много законов о прессе принимать просто опасно — можно ее намертво зарегулировать. Чем больше нормативно-правовых документов, тем больше ограничений, возможностей для произвола со стороны тех, кто применяет и толкует право, то жесткая зависимость. Думать, что вот, мол, примем еще один закон и журналистам полегчает,— большое заблуждение.
— Тем не менее Госдума РФ приняла в первом чтении поправки к Закону о СМИ. Лично мне многие из них кажутся просто опасными именно по той причине, о которой вы говорите. Но есть и полезные. "Учредителя" заменили на "собственника".
— Цель понятна. Расцвела продажная журналистика. Мы все знаем, какое ТВ кому принадлежит, и когда кого-то долбают с экрана, ясно, кто заказал компромат. Мы только не знаем, сколько заплатили. Плохо другое: реальный хозяин не несет ответственности. В результате тот же правовой нигилизм, нравственный цинизм только укрепляются — деньги, мол, сильнее закона и справедливости. Так что прозрачность собственности на СМИ, конечно, нужна. Но где гарантия, особенно в сегодняшней России, что регулировщики, то есть законодатели, на самом деле озабочены свободой слова? В Госдуме интересы действительно свободной прессы не представлены. Там действуют интересы партийные, групповые, клубные, и журналистам не стоит заблуждаться, будто в Охотном ряду для них сделают что-то хорошее. Я, наоборот, боюсь этих законодателей. Так что и в России, и в субъектах Федерации лучше бы пока обходиться необходимым правовым минимумом, как в США, где есть только одна поправка к Конституции, запрещающая каким-либо образом ограничивать свободу слова. А дальше уже действует в основном прецедентное право, основанное на примерах из судебной практики.
— Но для нас ведь сейчас и это малореально. При нашем-то состоянии правосознания и правоохранительной системы... А вот механизмы саморегулирования в журналистском сообществе...
— Да! Не отдельные СМИ или их простая сумма, а только журналистское братство может составить мощный институт гражданского общества, чтобы с вами считались как с цехом, с корпорацией. Журналистский кодекс должен сильно срабатывать, свято соблюдаться всеми. Пасть в общественном мнении много легче, чем подняться, и пресса тут исключения не составляет. Мне кажется, ваши коллеги, в огромном большинстве, несомненно, честные, просто плохо себе представляют, насколько опасна в стаде даже одна паршивая овца. Наврал один или трое, четверо, и вот уже стон стоит: вся пресса продалась, конец свободе слова!
— Но прессу пока еще кормит и государство. Особенно много в последнее время разговоров, в том числе в Думе, что, мол, эфир и газеты усиленно прибирает к рукам именно региональная власть. Говорят о новой цензуре, новой бюрократизации
— Я смотрю на это иначе. Да, многие СМИ без государственной поддержки не выживут. Но надо четко различать, где издания социально значимые, необходимые — посвященные науке, национальной культуре, адресованные детям, учителям, инвалидам и т.п., а где — партийные, развлекательные, рекламные. Первые должны быть предметом государственной заботы, это все понимают, но мало кто делает, и в регионах, и в центре. И вот тут, пожалуй, действительно нужен специальный закон.
— Но ведь есть же закон о господдержке СМИ и книгоиздания, и Дума хочет продлить его действие или даже сделать постоянным.
— В нем нет такой четкой дифференциации. Да и выполняется ли он? Думается, именно регионам прежде всего надо бы проявить политическую волю и поддержать из своих бюджетов те СМИ, которые служат высоким и разумным интересам человека. И это не должно означать никакой политической зависимости. Ведь бюджет — не собственность власти. Деньги платит общество. Мы у себя в республике стараемся делать именно так. И будем делать, если даже закон о поддержке не продлят.
— Последний вопрос: ваши отношения с федеральной прессой.
— Как вам сказать? Сложные. Бывают публикации, на мой взгляд, несправедливые. В "Российской газете", даже у вас в "Журналисте". Действует уродливый рынок информации. Хорошо продаются чэпэ, преступления, скандалы. А вот про то, что к нам Лужков приезжал, удивлялся, как это нам удалось обштопать Москву по жилищному строительству, а потом от Строева из Орла целый самолет специалистов за опытом прилетал — про это столичные журналисты не пишут. Есть интерес ко мне лично, как и к другим сенаторам. Но знаю: многие сегодня за публикацию потребуют денег. И отказываюсь. Про такой "интерес" еще классик сказал: "Минуй нас пуще всех печалей..."
Для справки. В республике сохранены все районные газеты, в том числе на чувашском, татарском и других языках. Последних даже прибавилось. Выходит три "толстых" журнала. Мало где встретишь столько изданий для студентов, для школы, для малышей. Издается несколько университетских газет (с участием недавно созданного журфака), подростковый "Танташ" ("Ровесник") с приложением "Шпаргалка", детский журнал '"Тетте" ("Игрушка"), еженедельник национальной интеллигенции "Чаваш Ен" ("Край Чувашский"), газета республиканского Союза журналистов "Пресса Чувашии". Возрождено издание старейшей чувашской газеты "Хыпар" ("Вести"), основанной еще в 1906 году известным просветителем Н. Никольским. Главный редактор "Хыпар" Алексей Леонтьев рассказал, что намерен создать нечто вроде холдинга национальных изданий и вывести их в этом году на самоокупаемость. Это очень важно для республики, где 70 процентов составляет коренное население, а кроме того, издания адресуются и национальной диаспоре (половина чувашей проживает в других регионах), и русским читателям (начал выходить дайджест "Хыпара" на русском языке). В республике создается одна из первых в России региональная информационная система на базе технологий мировой компьютерной сети Интернет. Президент Чувашии Н. Федоров имеет в Интернете свой сервер, а в президентских структурах — отдел информатизации. В республике зарегистрировано 18 телевизионных и 37 радиопрограмм. Чтобы местное ТВ по вечерам не перекрывало передачи ВГТРК, для них создан специальный канал, охватывающий половину республики.
Журнал “Журналист”, июнь 1998 года