10 ноября 2004 г.
Первая игровая картина известного режиссера-документалиста Марины Разбежкиной "Время жатвы" стала сенсацией Московского кинофестиваля. Картине присудили премию Международной федерации кинокритиков ФИПРЕСИ.
Сейчас абсурдный и лирический фильм о чувашской комбайнерше Тосе и ее семье совершает триумфальное шествие по миру. Мы встретились с Мариной Разбежкиной в Париже, где она представляла "Время жатвы" на фестивале русского кино "Париж-Арт-Москва".
Разбежкина родилась в Казани в очень интеллигентной семье. С детства любила чтение, рисование и музыку. Подростком могла с закрытыми глазами провести экскурсию по картинным галереям Казани, Москвы и Ленинграда - помнила расположение картин.
В 17 лет первый раз совершила экспедицию в тайгу. Одна.
"В экспедиции всегда хожу одна, потому что только в одиночестве могу сполна пережить этот опыт. Если рядом кто-то еще, то ощущения ослабевают, их приходится делить пополам", - говорит режиссер.
В тайге кроме автохтонных лесных племен (с XVI века не покидавших своих лесов), можно было встретить волков, медведей или беглых преступников.
"Я их не боялась, хоть и была молоденькой девочкой. Несколько раз попадались мне в лесу такие темные личности, но я знала, как с ними разговаривать, как себя вести. Я вообще ничего не боюсь, кроме высоты. Единственная страшная вещь, которая может произойти в жизни - это смерть, все остальные проблемы разрешимы!", - утверждает Разбежкина.
Фотоаппарат в свои путешествия она старалась не брать.
"Фотоаппарат разрушает переживание, фотоснимок вытесняет из памяти реальную картинку", - считает она.
Марина очень рано поняла, что хочет снимать кино. После окончания университета поехала в Москву, два раза не проходила по конкурсу во ВГИК. Вернулась домой и стала работать журналистом в областных казанских газетах, сотрудничала с казанской студией документальных фильмов.
В 1989 году, как только было отменено законодательство, запрещающее человеку без режиссерского диплома садиться за монтажный стол, начала снимать кино. Документальное.
Первый же документальный фильм Разбежкиной "Конец пути" получил приз на международном фестивале документального кино в Амстердаме (документальный эквивалент Каннского). С тех пор снимает без остановки. Картина "Время жатвы" - первая художественная работа Марины Разбежкиной.
Элементы документалистики
Би-би-си: Марина, сегодня граница между художественным и документальным кино практически стерта. Документальный фильм "Фаренгейт 9/11" победил на Каннском фестивале. "Время жатвы" - фильм художественный или все-таки документальный?
Марина Разбежкина: Художественный. Мне кажется, что если бы критики не знали, что я документалист, то никто бы не говорил о документализме фильма. К элементам документалистики там относят текст, хотя в своих документальных работах я никогда закадровым текстом не пользовалась. В игровом кино закадровый текст - вполне заурядное явление.
Камера у нас условно документальная, внутрикадровый монтаж тоже очень часто встречается в игровых фильмах. Вообще практически весь фильм снят на камеру "Конвас", ее использовали еще во время войны для репортажных съемок. Такие камеры сейчас мало кто использует, но поскольку весь бюджет картины составлял 90 тысяч долларов, другую технику мы себе просто не могли позволить.
Би-би-си: А как вы нашли эту деревню?
М.Р.: Мне было необходимо, чтобы в картине все было настоящее. Это была настоящая чувашская деревня, настоящая изба, в которой ничего с 50-х годов не изменилось. Когда мы ее нашли, я была потрясена, потому что она у меня точно такая была написана в сценарии, с таким же видом из окна, таким интерьером. Когда мы туда залезли (а в избе к тому моменту уже никто не жил), мы поняли, что все оставлено - фотографии на стенах, иконы, какие-то предметы быта 50-х годов. Разве что пришлось стереть масляную краску, которой тогда быть не могло.
Би-би-си: А персонажи в фильме тоже все настоящие, т.е. не актеры, а местные жители?
М.Р.: Вы знаете, мне так важно было, чтобы все было настоящим, что, может быть, будь у нас больше времени, я бы и на главную роль нашла местную жительницу. Мы же снимали в Чувашии, я хотела туда все погрузить. Но после того как мы пересмотрели множество фотографий чувашских актрис, я увидела фото Людмилы Моторной. Людмила - театральная актриса из Петербурга, у нее до этого была только одна эпизодическая роль в кино. Меня совершенно поразило ее лицо - это лицо крестьянки с картин Венецианова или Петрова-Водкина.
Би-би-си: А как Вы нашли исполнителя на роль мужа?
М.Р.: Это долгая история. Мы понимали, что безногого актера нам не найти. Сначала я искала среди инвалидов-афганцев и чеченцев, но потом стало ясно, что эти люди не могут отделиться от своей собственной судьбы и истории, слишком все болезненно и близко. Мы почти отчаялись, мне рекомендовали переделать сценарий - лишить героя, к примеру, только одной ноги или руки.
А потом мы увидели фото в спортивном обществе инвалидов. Нам сказали, что человек этот живет в какой-то чувашской деревне - ни названия деревни, ни имени человека они не знали. Они только помнили, что его привозил предприниматель из районного центра Шумерли.
Мы приехали в Шумерли - в райцентре отмечали день республики, девочки в единственном работавшем магазине на наш вопрос о предпринимателе сказали, что у них в городе у половины жителей такая фамилия. В результате нам помог директор магазина (в картине он сыграл председателя колхоза - ему это было легко, так как в советские времена он был комсомольским чиновником).
Он привез нас к Вячеславу Батракову, и когда я его увидела, то поняла, что у него именно такое лицо, какое я искала. Это очень сильный человек, он остался без ног, когда ему было семь лет (произошел несчастный случай), у него абсолютно нет инвалидного комплекса, он душевно полноценен.
Би-би-си: В обычной жизни он, конечно, ходит на протезах?
М.Р.: Да, на очень старых, очень примитивных, тяжелых протезах. Я так надеялась, что после выхода фильма какая-нибудь благотворительная организация, хотя бы на Западе, сделает Вячеславу нормальные протезы, но пока этого не произошло.
Би-би-си: Марина, а как принимали фильм на лондонском фестивале?
М.Р.: Фильм был номинирован на "Сазерленд Трофи", приз за самый оригинальный режиссерский дебют. Эта номинация для нас большая честь. Но вот предложений помощи Вячеславу Батракову пока не поступало. В моем послевоенном детстве таких инвалидов по всем российским городам и весям было множество. А потом в 60-х годах их всех куда-то убрали, они исчезли.
Би-би-си: Ну да, ведь в брежневские времена инвалиды были не в моде.
М.Р.: Да, тогда инвалиды были не приняты, хотя я знаю истории, когда такие люди пользовались огромным успехом у женщин. Приезжал один человек в какую-нибудь деревню, потом писал своим друзьям: "приезжайте, здесь много баб!". Так после войны возникали целые деревни инвалидов. Работали там, конечно, в основном женщины.
Мы и показали такой натуральный уходящий деревенский мир. Хотя я сама происхожу из городской интеллигентной семьи, этот мир, казалось бы, чужой, всегда был для меня более настоящим. Город - это мир одиночек, а в деревне все вместе, и все вечно, все постоянно.
У поэта Геннадия Айги есть такая строчка: "Белая бабочка перелетает вспаханное поле". Простая строчка, а ведь если подумать, получается, что для бабочки-однодневки перелет через поле - вся ее жизнь. Она за этот день перелетает всю землю. И погибает в конце пути. "Время жатвы" - это попытка напомнить о том, как хрупка жизнь, как бережно следует к ней относиться.
Би-би-си: Над чем Вы сейчас работаете?
М.Р.: В декабре мы заканчиваем документальную картину о женщине-пианистке из Казани, уехавшей за счастьем в Голландию. Фильм называется "Чужая страна", он предназначен для телевизионного показа. Еще мне здесь в Париже предложили снять российско-французский фильм о женщинах-мусульманках в Арабских Эмиратах, избравших эмансипированный образ жизни. Все они получили блестящее образование и стремятся работать. Одна из этих женщин не просто богатая мусульманка, а жена шейха.
Би-би-си: Это похоже на фильм убитого Тео Ван Гога "Покорность" наоборот: он снимал порабощенных мусульманок, а Вы - эмансипированных. А фильм о чеченской войне Вам не хотелось бы снять?
М.Р.: Дело в том, что я не снимаю политику. Меня интересуют внутренние психологические состояния людей, а в социальные сферы я не вторгаюсь. Хотя, конечно же, о войне и о преступлениях надо рассказывать. Народ должен знать свою историю и пережить ее, чтобы не повторять прошлых ошибок.
Я снимала фильм о Карлаге, за время съемок услышала и узнала очень много страшного. Например, нам рассказывали, что на территории лагерей были так называемые "детинцы", где содержали заключенных женщин с детьми до трех лет. Потом детей, конечно, от матерей увозили.
Так вот, детская смертность в этих лагерях была ужасающая. Иногда их не успевали хоронить, и дети постарше играли с неживыми младенцами, как с куклами. Плакали, когда их уносили. Такое вот дремучее средневековье творилось в России в середине ХХ века. По-моему, наш народ еще не узнал и не пережил сполна эти страшные страницы своей недавней истории.
19 ноября стартует международный кинофестиваль в Салониках, где "Время жатвы" участвует в главной конкурсной программе. Потом еще один фестиваль в Греции, потом Нью-Йорк, потом Торонто. А сама Марина надеется в будущем году начать съемки своего второго полнометражного игрового фильма.
Источник: "BBCRussian.com"