Г.А.Дегтярев
...В каждом языковом состоянии мы констатируем пережитки и признаки будущего.
Бодуэн де Куртенэ
Основной вопрос всякого знания: от куда и, поскольку можно судить по этому, куда мы идем...
А.А.Потебня
Язык, как и мышление, зависит от времени и пространства. Как и в обществе, в нем бывают периоды замедленного прогресса, застоя, упадка и периоды подъема, интенсивного движения. Живет и развивается язык по своим внутренним законам, но многое в его системе зависит от окружающей культурной среды. Социальные факторы могут по-разному влиять на имманентную логику саморазвития: стимулировать совершенствование языка, ускорять темпы изменений или, наоборот, задерживать эволюцию, тормозить проявление определенных спонтанных тенденций. Специалист в области социолингвистики Н.Б.Мечковская выразила зависимость языка от общества в следующей формуле: "Чем шире и свободнее используется язык в своем социуме, тем более благоприятны условия для его развития и совершенствования, тем выше его престиж. Напротив, узость (или сужение) социальных функций языка (например, юридический или фактический запрет использования конкретного языка в государственных учреждениях либо в средней или высшей школе) обедняет коммуникативные возможности языка, обрекает его на застой и оскудение и в конечном счете осложняет жизнь общества" (1, с.127).
Суть языковой политики последних десятилетий советской власти (в современной социолингвистической литературе она не без основания определяется как "языковой империализм" или "языковая агрессия"), пожалуй, наиболее ярко выражала сакраментальная фраза одного из руководителей государства (Н.С.Хрущева): "Чем скорее мы будем говорить по-русски, тем быстрее построим коммунизм". Услужливое старание местной партийно-государственной бюрократии столь нетрудным способом ускорить приход "светлого будущего", упрощенно-догматическое понимание национальных отношений создали крайне неблагоприятную ситуацию для развития чувашского языка, привели к сужению сферы его употребления до опасных пределов. Наш язык был вытеснен из делопроизводства, из государственной и общественной деятельности на периферию жизни социума.
В 1960 г. под благовидным предлогом фактически был введен запрет на обучение в чувашской школе на родном языке, в учебной программе были сокращены часы родной словесности, языком воспитания (школьных мероприятий и т.д.) стал исключительно русский. В те же злополучные 60-е гг. перестала выходить молодежная газета на чувашском языке, закрылся последний печатный орган чувашской диаспоры — в Татарской АССР. Из года в год росло количество людей, отчужденных от родного языка, равнодушных к нему. Вопреки ритуальным заверениям о "небывалом расцвете и дальнейшем развитии" национальных языков, шло их оскудение и "оруэллизация". Язык превращался в этнографический реликт, народ как культурно-исторический феномен терял свою самобытность. Выступления отдельных деятелей науки и культуры (М.Р.Федотова, С.В.Эльгера и др.) в защиту родного языка, за расширение его социальных функций квалифицировались как проявление национализма со всеми вытекающими из такой оценки последствиями.
Демократизация общественно-политической жизни в стране в конце 80-х — начале 90-х гг. и восстановление определенной возможности осуществлять национальный суверенитет создали условия для сохранения самобытности в культуре и в "среде обитания народа" — языке. С ростом национального самосознания и стремления к самопониманию начались поиски более цивилизованных и рациональных форм организации языковой действительности. Правовой основой для сохранения и совершенствования чувашского языка, проведения нормальной национальной политики в этой сфере этнической культуры явилось принятие представительным органом власти Закона "О языках в Чувашской Республике", учитывающего языковые устремления народа и языковые права личности.
В соответствии с этим законом чувашский язык должен охватить все сферы социальной жизни на территории республики: использоваться в органах государственной власти и управления, в сфере транспорта и связи, в школьном преподавании и т.д. К сожалению, из-за отсутствия четко продуманной и материально обеспеченной национально-языковой политики многие положения закона не претворяются в жизнь. Пока нельзя сказать, что правительство республики проявляет государственную заботу о чувашском языке — "Государственная программа реализации Закона Чувашской Республики "О языках в Чувашской Республике" на 1993—2000 и последующие годы" в целом не выполняется. Функциональное развитие чувашского языка так и не получило статуса наибольшего благоприятствования. В городах и поселках республики языком первичной социализации подавляющего большинства чувашских детей остается русский, а не язык родителей. Несмотря на провозглашенное юридическое равенство языков, языковые права носителей чувашского и русского не равны (как известно, законы сами по себе не создают законности). Знание русского языка фактически считается обязательным условием для получения высшего образования, работы на престижных должностях, а для изучения языка титульной нации республики нет действенных стимулов (из-за "финансовых трудностей" не используется и возможность материального поощрения за знание двух государственных языков, предусмотренная Законом "О языках в Чувашской Республике"). Разумеется, по морально-этическим соображениям работники органов государственной власти и управления республики и все те, кто по долгу службы обслуживает людей, руководит чувашеязычным или смешанным коллективом, должны безусловно знать чувашский в той степени, которая соответствует их общественному положению и роду деятельности.
Языковую ситуацию наряду с объективными факторами (демографическими, социально-экономическими, культурно-историческими, этнолингвистическими условиями языкового существования социума) определяют субъективные — уровень национально-языкового самосознания и ценностные ориентации народа, его привязанность к родному языку и желание вывести его из униженного положения. Хотя формирование потребительского общества с тотальной коммерциализацией отнюдь не способствовало развитию таких языков, как наш, в 90-е гг. чувашский язык в целом укрепил свои позиции — увеличился коммуникативный потенциал, расширился языковой коллектив. Однако если в ближайшее время национально-языковая политика не станет неотделимой частью социально-культурной политики в республике, мы можем потерять и достигнутое. Чтобы усилия по защите и развитию языка увенчались успехом, нужно наделить специальными полномочиями орган исполнительной власти, который бы занимался определением языковой политики, координацией деятельности в области языкового строительства. Совершенствуя механизмы научного прогнозирования и планирования языкового развития, необходимо предусмотреть решение следующих актуальных задач:
1) разработка республиканской целевой программы "Чувашский язык";
2) совершенствование культуры межнационального общения в республике, целенаправленное формирование паритетного билингвизма (реального двуязычия);
3) историко-культурологическое и этноязыковое обследование всех регионов компактного проживания чувашей (чувашской диаспоры);
4) разработка проблемы соотношения социально-языковой потребности и языковой компетенции;
5) формирование, упорядочение чувашской терминологии, гармонизация терминосистем;
6) совершенствование произносительной культуры речи, установление национальной орфоэпической нормы;
7) выработка целостной модели культуры чувашской речи, предусматривающей владение функциональными разновидностями языка;
8) разработка критериев оценки уровня знания и качества речи;
9) смешение акцентов школьного преподавания языка с орфографии и грамматики на тексты, словесность;
10) повышение эффективности преподавания и изучения чувашского языка в русской школе, использование знания языка для приобщения к культурному наследию и традициям чувашского народа;
11) применение современных способов (экспресс-курсов, компьютерных курсов и т.п.) и эффективных методов (эмоционально-смыслового метода Шехтера и др.) при обучении взрослых чувашскому языку;
12) создание научно-популярного чувашского журнала в целях повышения языковой компетенции и воспитания филологической культуры, культуры родной речи,
II
...Если какое-либо внешнее потрясение...ускоряет языковую эволюцию, то это значит только, что язык вновь обрел состояние свободы и следует своему нормальному течению.
Ф. де Соссюр
Совершенствование языка — это приспособление самонастраивающейся системы к изменяющимся потребностям социума в общении и познании. Коренные изменения, происшедшие в последнее десятилетие в социальных отношениях, экономической политике, идеологической сфере, массовой коммуникации, структуре и содержании образования, этико-эстетических взглядах общества, отразились в системе языка: в наборе языковых средств, их внутреннем строении и взаимоотношениях.
Стихийное воздействие социальных факторов — равно как разрушительных, так и созидательных — быстро и интенсивно проявляется на верхних уровнях организации языковой системы, прежде всего в общественно-политической лексике и стиле речи. Для волевого воздействия общества на язык также наиболее доступны терминология, нормативно-стилистический уклад и орфография. Глубинные уровни языка, обеспечивающие устойчивость системы: фонология, грамматика, основной словарный фонд — меньше всего зависят от реформ и людских оценок. Они практически не поддаются сознательному регулированию и логическому упорядочению. Основоположник нашей отечественной социолингвистики Е.Д.Поливанов (1891—1938), отмечая "чрезвычайную консервативность языковых явлений" по сравнению с явлениями материальной и духовной культуры, заметил, что "в языке мы более всего зависим от наших отдаленнейших предков, употребляя если не полную копию их морфологической и фонетической системы, то систему, которая целиком выводится (с помощью теории эволюции) из их языкового состояния" [3, с.225].
Существование естественно-исторических теорий эволюции языка отнюдь не отрицает определенную связь между внешними условиями существования языка и его структурой, между социальным и языковым прогрессом. Социально обусловленные экстралингвистические факторы переустраивают периферийные языковые звенья (напрямую связанные с внеязыковой реальностью) и, взаимодействуя с внутриструктурными закономерностями развития системы, вызывают целую серию изменений в других сферах и уровнях языка: в словообразовании, синтаксисе и т.д. Следует иметь в виду, что изменения, затрагивающие "дух языка", типологические черты языкового строя, происходят постепенно и обычно захватывают жизнь нескольких поколений языконосителей.
На языковое сознание социума и личности в наше время сильнейшее влияние оказывают средства массовой информации. В публичной речи — в прессе, радио и телевидении — проявляется не только современное состояние языка, но определяются и новые тенденции его развития. Газетно-публицистический стиль, как известно, является промежуточным звеном между различными сферами языка, отличается жанровым и тематическим многообразием, оперативно реагирует на потребности общества. Он активно и устойчиво влияет на речевые навыки языконосителей и на функциональные стили литературного языка: обогащает "свежей" лексикой, открывает новые структурные возможности, меняет литературную норму и отношение к ранее анормативным элементам. А роль художественной литературы в развитии чувашского языка в 90-е гг., в силу ряда причин, заметно сузилась, она практически перестала участвовать в формировании языкового узуса и норм словоупотребления.
Стилистические рефлексы социальных изменений,
общее снижение нормы
Многие хорошо помнят изречение Ж.Л.Бюффона: "Стиль — это сам человек". Но стиль — это не только индивидуальная манера речи и письма, но и языковой вкус и речевой обиход эпохи, языковое приспособление человека к общественной среде. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что стиль — это время: политическое и социальное время.
Приметы времени наиболее остро ощущаются в языке средств массовой информации. В период идеологического диктата здесь господствовало стремление к однообразию и страх перед всякой индивидуальностью. Справедливо наблюдение Джеймса Верча: "фактически, личность репортера в газетах часто не раскрывалась вообще" [4, с.97]. Стилистической доминантой чувашской газеты был официально-деловой, казенный стиль ("литературное" было почти синонимом "официального"), разговорно-просторечная лексика использовалась в ней лишь в функции пейоративной оценки. По радио и телевидению обычно звучала заранее подготовленная и отредактированная речь с шаблонными оборотами и общими формулировками. Когда необходимость участия в навязанной коммуникативной игре отпала, произошел переход от ритуальных текстов с готовыми фразами к нормальному живому общению. Привычными стали прямые эфиры, непринужденные беседы, репортажи "с колес". Поскольку носителей языка, хорошо владеющих литературными нормами и стилями, относительно немного — разговорные, диалектно-бытовые формы речи активно включались в сферу функций литературного языка. Не только устная, но и письменная речь массовой коммуникации в настоящее время тяготеет к разговорности. Господствующее в сфере бытового общения просторечие сливалось с газетной речью и привело к снижению литературных норм, изменились представления о "допустимом" в публичной речи: "Ратнялла интернационализмран... яла та пулин упраса хăварасчĕ" ("Чăваш ен" от 13 июля 1991 г.), "ун сине ухса вырт" ("Вучах" от 9 декабря 1991 г.), "ати-апая самал пулман" ("Паянтан", 1991 г., № 1), "Л.Агаковăн шăлнĕ" ("Тăван Атăл", 1993 г., № 1), "Ухмах кăна ĕсмест ĕнте— нахаляву вĕт" (Аван-и", 1992 г., № 13), "Шкулта унран "материальнăйрах лицо" урăх сук" (Хыпар" от 28 апреля 1993 г.), "Акă ăста вăл "титти-митти шиш корох" ("Хресчен сасси" от 12 января 1996 г.), "...Хĕр ачасем чĕссе тунине нушник сурăкĕнчен сăнаса палăрнă" ("Самрăксен хасачĕ" от 31 мая 1996 г.). Как видно, изменилось не только понимание языковой правильности, но и представление о приличиях.
Усиление экспрессивности речи, свободное объединение разностилевых элементов, ослабление различий между функциональными формами языка проявляются и в газетных заголовках: "Алкашсен пурнăс ырă", "Ярапланпа апатлантарассĕ", "Космически юрату", "Янахран тăрслаттарнă", "Пши-ик! пулса юлчĕ".
Перераспределение лексического состава языка, семантическая перестройка слов
Неизбежен и неотвратим процесс старения названий уходящих из жизни явлений. Вслед за обозначаемыми понятиями потеряла актуальность и перешла в пассивный фонд словаря значительная часть заимствованной и калькированной лексики, отражающей моноидеологическую систему, советский образ жизни: агитбригада, агитатор, антисоветчик, звеньевой, комсомолец, комсорг, обком, октябренок, партбюро, партком, пилĕксуллăх "пятилетка", политвĕренÿ "политучеба", политинформаци, райплан, совхоз и др. Вместе с лексически опустошенными, утратившими собственное значение словами вышли из живого употребления связанные с ними стандартизованные клише, устойчивые сочетания (подобные словесные штампы Д.Дидро назвал "общественными идиотизмами"): социализмла ăмăрту "социалистическое соревнование", социолизмлă демократи "социалистическая демократия", комсомол чысĕ "комсомольская честь", коммунизмла ĕс бригади (ударникĕ) "бригада (ударник) коммунистического труда", ленинла зачет "ленинский зачет", самрăк, ленинец "юный ленинец", совет патриотизмĕ "советский патриотизм", политикăлла ăнланулăх "политическая сознательность", аталанна социализм "развитой социализм", хĕрлĕ кĕтес "красный уголок", ударлă ĕс вахти "ударная трудовая вахта", юбилейлă ĕс вахти "юбилейная трудовая вахта", юлташла суд "товарищеский суд"; и т.д.
В недавнем прошлом средства массовой информации создавали ощущение "военного положения", требующего самопожертвования, и
газетно-публицистический язык был насыщен военной терминологией, милитаристской метафорикой: пилĕксуллăхăн ударлă фрончĕ "ударный фронт пятилетки", идеологи фрончен хастар боецĕ "активный боец идеологического фронта", ĕссыннисене мобилизациле "мобилизовать трудящихся", ĕс десанчĕсем "трудовые десанты", партин ленинла штабĕ "ленинский штаб партии", рядовой сын (слово рядовой заимствовано лишь в значении "воинское звание") "рядовой человек", ырă ят сĕнсе ил (калька с русского, заменившая чув. ырă ята тивĕс пул) "завоевать доброе имя", тасалăхшăн кĕреш "бороться за чистоту", тыр пулшăн пыракан кĕрешÿ "битва за урожай", культура хĕс-пăшалĕ "оружие культуры". Теперь язык постепенно освобождается от подобных стереотипов прошлого.
Значительно сократилось употребление позитивно-оценочных прилагательных-интенсификаторов типа асла "великий, грандиозный" (аслă вырăс халăхĕ, аслă сулпус), мухтавлă "славный, прославленный" (мухтавлă парти, мухтавлă юбилей), хăватлă "могучий, могущественный", "грандиозный, величественный" (хăватлă совет халăхĕ, хавăтлă демонстраци), чаплă "торжественный", "выдающийся" (коммунизмăн чаплă идеалĕсем, чаплă сентеру). Ушел в рецептивный фонд лексики отрицательный маркер буржуалла "буржуазный", употреблявшийся как антоним "советского", "социалистического", "передового", "настоящего" (ср.: буржуалла демократи, буржуалла идеологи, буржуалла йĕркесем "буржуазные порядки", буржуалла этика, буржуалла юхăм "буржуазное течение" и т.д.).
Номинация — составной элемент политики, поэтому изменение официальной идеологии, реформа общества сопровождаются, как правило, переименованием социально значимых учреждений, должностей. На смену старым названиям Верховнай Совет, райĕстăвком "райисполком", ĕстăвком председателĕ "председатель исполкома" пришли новые обозначения Патшалăх Канашĕ "Государственный Совет", райадминистраци (район администрацийĕ), администраци пуслăхĕ "глава администрации" и т.п.
В 90-е гг. вновь извлечены из лексических запасников гимнази, лицей, кĕпĕрнаттăр "губернатор", кăлава "глава", мишавай "землемер", суд приставĕ, ял старости "сельский староста", полици (налук полицийĕ). Вошли в активный оборот остававшиеся в прежние десятилетия невостребованными чавашлах (ср.: русскость), эткер "наследство", "наследие", ÿнер "искусство", кÿнтелен "свидетель", тÿре "судья", "арбитр". Традиционное акатуй заняло место эвфемизма советского времени ĕспе юрă тата спорт уявĕ "праздник песни, труда и спорта"
Изменение официального отношения властей к церкви и религии (после празднования тысячелетия Крещения Руси) оживило издание религиозной литературы на чувашском языке и использование его в культовых целях. Активизировалось употребление слов и выражений, тематически связанных с церковью, христианским вероучением, церковным месяцесловом и "бытовым православием". Благодаря средствам массовой информации возвращены к жизни некоторые обозначения понятий, восходящих к дохристианской религии чувашей чÿклеме, мăчавăр, Пÿлĕх, Пихампар и др.).
В настоящее время практически нет ограничения и регламентации использования в литературном языке диалектной лексики. Диалектизмы, которые в недавнем прошлом безапелляционно осуждались, свободно переходят в обиходное употребление...
Меняется не только функциональный статус (сфера употребления, степень встречаемости) или стилистическая окраска лексической единицы, но и ее семантический объем. Расширение функционально-стилистической сферы регулярного использования слова, применение его в новом смысловом и стилистическом окружении способствуют расширению семантики, появлению и закреплению новых значений, рождению новых смысловых оттенков.
По-прежнему сохраняется общая тенденция к "соразмериванию" круга значений чувашского слова с семантической структурой соответствующей ему в базовом значении русской лексемы, т.е. чувашское слово под влиянием русского приобретает присущие последнему производные, переносные значения. В результате уравнивается их валентность, семантическая сочетаемость (ср. чĕрĕ укса "живые деньги", уй командирĕ "полевой командир", суту-илÿ пăнчи "торговая точка"). К сожалению, нередко остаются без внимания различия в членении лексико-семантических полей в наших языках: чувашское слово приобретает значение, для передачи которого имеется исконная лексическая единица. Активное владение носителями чувашского языка и русским способствует быстрому закреплению "приписанных" значений.
Кроме изменения (расширения или сокращения) семантического объема наблюдается пермутация, перемещение значений внутри лексической единицы — вытеснение прежнего основного значения на периферию и выдвижение на первый план вторичного или нового значения. Например, у слова таркăн в большом Чувашско-русском словаре 1982 г. отмечены значения "дезертир", "бродяга" и как относящееся к истории "беглец" [5, с.446], а в настоящее время таркăн часто используется в значении "беженец". Идеологические значения слов сĕнетÿ "перестройка", хăвăртлату "ускорение", "интенсификация", уссăнлăх "гласность", ставшие в эпоху Горбачева основными, вместе с "социализмом с человеческим лицом" превратились в семантические архаизмы.
Переосмысление слов: функциональные неологизмы и "социальные омонимы"
Привлекаемые для новых нужд старые названия обычно входят в активный оборот с видеоизмененным значением, переосмыслением, ср.:
арамса "знахарь", "колдун", "кудесник" — "экстрасенс", "волшебник";
асчах "мудрец" — "ученый";
тавас "тяжба", "спорное дело" — "иск";
тулай "чужая сторона", "чужбина" — "диаспора";
усламса "торговец", "ростовщик" — "бизнесмен";
хырса "подать", "поборы" — "взнос", "платежи";
элче "посол" — "посол", "представитель".
В недавнем прошлом словесный репертуар, обслуживающий сферу политики и экономики, отражал идеологическое противостояние двух политических систем: то, что у нас "в передовом советском обществе", и то, что у них "в обществе без будущего". В соответствии с изменившимся содержанием жизни многие имена, обозначавшие реалии капиталистического (или, по новой трактовке, "индустриального") общества, стали функциональными неологизмами — используются применительно к нашему государству и республике. Среди них акциз, бизнес, ессерлех "безработица", забастовка, компани, концерн, коррупци, маркетинг, менеджмент, муниципалитет, оппозици, парламент, президент, премьер, сенатор, стачком, фермер и др. Вспомним, какое толкование получали эти лексемы, например, в середине 80-х гг.:
компани — капитализмла перлешў [6, с.71] "капиталистическое объединение";
коррупци — капитализмла сершывсенче чиновниксем тата политика деятелесем уксалла сутанни [6, с.77] "продажность чиновников и политических деятелей в капиталистических странах";
парламент — капитализмла сершывсенчи закон каларакан суйлавла орган [6, с. 111] "законодательный представительный орган в капиталистических странах".
В 90-е гг. подобные слова наполнились новым смыслом, вполне привычными стали выражения Чаваш Республикин Президенче "Президент Чувашской Республики", Рассей парламенчен спикере "спикер Российского парламента", Шупашкар мэре "мэр Чебоксар", Канаш фермересем "канашские фермеры" и т.д.
В безальтернативном обществе с тотальной официальной идеологией, где не допускались не только идеологические дискуссии, но и концептуальные расхождения, каждый элемент общественно-политического словаря имел строго фиксированное значение. Новые реалии общественной жизни: идеологический и политический плюрализм, многопартийность, свобода от цензурных требований — дали развитие процессам дивергенции (размежевания) в общественно-политической терминологии, идеологической дифференциации языка на лексико-семантическом и стилистическом уровнях. Для современной общественно-политической лексики характерна семантическая неустойчивость, смысловая диффузность, что объясняется идеологической неоднородностью языкового коллектива. В зависимости от мировоззренческой позиции авторы газетных материалов, участники радио- и телепередач по-разному интерпретируют явления текущей жизни, исторического прошлого и в привычные обозначения вкладывают неодинаковое содержание. Такие слова и обороты, как коммунизм, сулпус "вождь", сута пуласлах "светлое будущее", сенетў "перестройка", демократ, черелў "возрождение" (их можно было бы назвать "социальными омонимами"), одни произносят с особым пафосом, другие — с уничтожающей иронией. О полисемичности и полиэмоциональности лексики, обладающей социальной маркированностью, можно судить и по следующим примерам из разных газет:
Паянхи режим редакцирен сиче терле хырса саптарса илни телентермест "Неудивительно, что нынешний режим [о правительстве республики] дерет с редакции семь податей" ("Хресчен сасси" от 28 сентября 1994 г.);
Лаврентьевана "халах ташманесен" списокне кертне, унан кун-суле концлагерьте татална "Лаврентьева оказалась в списке "врагов народа", ее жизнь оборвалась в концлагере" ("Хыпар" от 16 июля 1996 г.);
Рассейен сутанчакла пропаганда машини сакна Ельцинан авторитетне хапартас теллевпе тавать пулмалла "Продажная пропагандистская машина России таким образом пытается, видимо, поднять авторитет Ельцина" (приложение "Республики" "Чаваш сершыве", № 9 за 1997 г.).
Вестернизация "надстроечной" лексики
Начиная с 30-х гг. нашего столетия чувашская лексика особенно интенсивно пополнялась заимствованиями из русского языка. Их поток не прекратился и в перестроечные и постперестроечные годы, но постепенно изменился характер заимствования — в осваиваемой лексике значительно увеличилась доля интернационализмов, слов иностранного происхождения (или терминов с компонентами-"чужестранцами"), ср.: бармен, бейсболка, бройлер, ваучер, видеосалон, деноминаци, лицензи, маргинал, маркер, номенклатура, оверлок, партократ, презентаци, регион, суверенитет, токсикомани, фанат, шлягер, экстрасенс и др.
Вместе с новыми понятиями, явлениями, предметами язык средств массовой информации освоил новые обозначения. К примеру, в одном номере чувашской газеты встречаются такие новации из сферы экономики:
акционер, аренда, коммерци банке, лизинг операцийе, приватизаци, потребительсен рыноке, фермер хусалахе и др. ("Хыпар" от 17 марта 1994 г.), бартер, вексель, доллар, инвестици, конкуренци, маркетинг, потребитель рыноке и др. ("Хыпар" от 13 февраля 1997 г.).Чтобы достичь полноценного общения с читателем, некоторые авторы обычно снабжают иноязычные слова пояснениями типа дефицит (ситмен укса), демографи (халах йыше ўсчи-чакни) [примеры из № 7 газеты "Чаваш сершыве (Республика)" за 1997 г.]. Благодаря бесчисленным повторениям и сочетаниям многие неологизмы становятся привычными, входят в лексический запас обычного носителя языка. Закреплению новаций помогает, в частности, использование их в наиболее сильной позиции газетного текста — в заголовках: "Менеджер— пуласлах профессийе", "Мен вал сертификат?", "Инвесторсене мен харатать?", "Чек аукционесем юлашки тапхара кечес", "Технополис тавра е Чаваш ен меншен патшалах-хула пулаймаре".
Переход от полного отрицания ценностей западного мира к идеализации и "копированию" англо-американского образа жизни резко усилил приток англицизмов и в чувашский лексикон. Они относятся к сферам политики, бизнеса, сервиса, культуры, техники, ср.: брокер, гамбургер, грант, дайджест, дисплей, имидж, клип, клипсы, компьютер, крекер, ксерокс, офис, пейджер, плейер, рейтинг, рэкет, саммит, скотч, спонсор, супермаркет, тендер, триллер, хит, шоп и др. Усиленному проникновению англо-американизмов в наш язык способствует комплекс взаимосвязанных причин:
1. Потребность в интеллектуальной лексике, отсутствие эквивалентных названий в чувашской ономасиологической системе.
2. Двуязычность носителей чувашского языка. Активным проводником и посредником вестернизации лексики выступает русский язык.
3. Влияние коммерческой рекламы и голливудских фильмов, навязывание телевидением вкусов новых "хозяев жизни".
4. Своеобразная мода применения звучной "импортной" лексики, соображения социальной престижности.
5. Однозначность и цельнооформленность иностранного наименования.
6. Стремление освободиться от нежелательной коннотации и ассоциаций, сопровождающих первоначальное название, изменение отношения языкового коллектива к соотнесенному с ним понятию.
Заимствование собственно русских обозначений, особенно производных и сложных, в 90-е гг. заметно уменьшилось. Это связано с усилением тенденции к переложению структуры и смысла русского слова на чувашский язык — предпочтением семантических, словообразовательных калек.
Активизация словотворчества, унификация терминологии
Долгие годы идеологический диктат и жесткие директивные регламентации мешали проявлению потенциальных возможностей языка, творческого отношения к нему. Об атмосфере тех времен напоминают проникнутые болью слова рано ушедшего из жизни замечательного чувашского писателя Юрия Скворцова: "Установившийся литературный язык (во многом неправильный) считается законом. Внес новое слово — значит не подчинился литературному языку. Если найдут одно неосторожно написанное слово, то сразу же это раздуют до такой степени, что начнут автора глушить на собраниях, преградят путь к печати. Из-за одного неудобного слова погубят произведение и автора" [Науч. архив ЧГИГН, V отд., ед. хр. 896, обнаружено литературоведом Ю.Яковлевым]. Демократизация общественно-политической жизни, рост национального самосознания, расширение сферы применения чувашского языка явились значительным стимулом для использования его продуктивных способностей и внутренних резервов.
Некоторые из неологизмов тематически связаны с интересами дня, отражают предметы и явления, актуальные для современной действительности: акциле "акционировать", приватизациле "приватизировать", презентациле "проводить презентацию"; пусарулăх (семантический неологизм) "предпринимательство", патшалăхлăх "государственность", рекламсă "рекламодатель", налуксăсем "налоговые органы". Появление большинства новообразований не связано с потребностью выразить в языке новое содержание, они в основном заменяют привычные обозначения, пришедшие в свое время из русского языка: ĕстешлĕх "предприятие", пăрахутлăх "пароходство", курав "выставка", йĕплев "колкая реплика", сăмахкасмăш "кроссворд", кăтартмăш "указатель", йĕркеленÿ "организация" и др. Активно пополняется группа имен существительных, обозначающих людей по профессиональному признаку и роду занятий: ÿнерсĕ "художник", ÿнер пĕлÿ си (ÿнерпĕлÿсĕ) "искусствовед", ÿкерÿсĕ "художник-график", сăнÿкерÿсĕ "фотограф", "портретист", сăрăсă "живописец", йĕркелÿсĕ "организатор", пулăшусă "помошник", канашсă "советник", шепсутсă (кĕлетке ÿнерси) "скульптор", ÿкĕтлевсĕ "проповелник" и др. Вновь "ожил" словообразующий аффикс -таш/-теш: йăхташ "соплеменник", ĕстеш "коллега", "сотрудник", курсташ "однокурсник", сĕршывташ "соотечественник", сĕртешлĕх "землячество", ялташ "односельчанин". Многие новообразования вышли из-под пера журналистов (получивших в современных условиях большие возможности для проявления языковой индивидуальности, личностного начала) и еще не освоены коллективным сознанием. Языковые новшества в большей степени представлены в речи младших поколений. Если развитие языка будет продолжаться в наметившемся русле, удачные, выразительные, коммуникативно необходимые неологизмы со временем выйдут за рамки индивидуальной речи их создателей, станут привычными, узуальными и получат "право гражданства" в системе общеупотребительной лексики. Разумеется, не всякое новшество заслуживает одобрения и нормативного признания: наряду с перспективными новациями нередко появляются неуклюжие дериваты, противоречащие закономерностям чувашского языка — созданные с отступлением от лексических норм или не укладывающиеся в рамки конкретной словообразовательной модели (ср.: сăркăс "художник", таврапĕлĕмсĕ "краевед", тÿрлеткĕч "редактор", вулавăш "библиотека", пĕлевсĕ "знаток", ĕстес "работник" и др.). Приходится сталкиваться не только с незнанием структурных и семантических особенностей родного языка, но и отсутствием чувства "соразмерности и сообразности", языковым манерничанием. С одной стороны, мы, естественно, должны уважать и беречь языковые традиции, с другой — не должны допускать и огульного, не основанного на объективных критериях осуждения необычных, непривычных речевых новшеств. Как верно заметил К.С.Горбачевич, "очень многие новообразования вызвали сначала оборонительную реакцию — гневно осуждались и запрещались. Но предание их анафеме часто оказывалось неразумным и тщетным. Как впоследствии выяснялось, они играли благодетельную для языка роль и постепенно занимали в нем приличествующее им место" [7, с.128].
Наряду со стихийным, неуправляемым процессом словотворчества идет процесс создания и унификации специальной лексики, формирование терминологических микро- и макросистем. Чувашскими языковедами или при их деятельном участии в 1996 г. выпущены русско-чувашский словарь медицинских терминов [8], русско-чувашский словарь терминов биологии, географии и химии [9], школьный русско-чувашский словарь терминов математики, физики, астрономии [10], толковый словарь лингвистических терминов [11], краткий словарь музыкальных и хореографических терминов [12].
Социальное предпочтение кратких форм, "синтаксическое сгущение" речи
Существует непосредственная связь между темпом жизни и нашим языком. В 1990 г. в республиканском эфире впервые прозвучали приветствия: Ырă кун, Чăваш ен! ("Добрый день, Чувашия!"), Ырă кас, ял ĕсченĕ! ("Добрый вечер, труженики села!"), ставшие названиями радиопередач. Некоторые языковеды [см. газету "Коммунизм ялаве" от 17 мая 1990 г. и от 17 июня 1991 г.] усмотрели в них лишь влияние норм русского словоупотребления и предложили придерживаться канонизированных формул Ырă кун пултăр! (букв. "Пусть добрым будет день!") и Ырă кас пултăр (букв. "Пусть вечер будет добрым!"). Однако для непринужденной речи современной интеллигенции все более характерными становятся модернизированные — сжатые — выражения этикета. Кроме упомянутых Ырă кун! и Ырă кас! активно бытуют Телейлĕ сул! "Счастливого пути!" (наряду с традиционным Телейлĕ сул пултăр!), Уяв саламĕ! или Уяв ячĕпе! "С праздником!" (ср.: Уяв ячĕпе соламлатăп!), Чипер! "Счастлпвого пути!" (ср.: Чипер ситĕр! или Чипер кайăр!). В конденсации формул приветствия и языковых клише этикета проявляется также ситуативно обусловленное явление — заметное приближение к национальной норме в ситуациях "официального" общения и отдаление от нее в живой бытовой речи.
Закон экономии усилий традиционно считается основным законом языкового развития (как заметил в свое время Е.Д.Поливанов [см.: 14, с.189], все нормальные изменения в языке в сущности сводятся к упрощениям). Стремление к лаконизму особенно характерно для устной речи, дающей носителю языка больше "льгот", чем письменная. Быстротекущая социальная жизнь, возрастание влияния разговорной речи на газетно-публицистический стиль (а последнего — на стилистическую систему литературного языка) заметно усилили в наше время тенденцию к экономии в сфере организованного общения. Присущий разговорной речи и газетному языку бессоюзный способ оформления сложного предложения (паратаксис) все больше теснит союзную связь. Рациональные и экономичные способы обозначения вытесняют более громоздкие. Тяжеловесные обороты типа И.Н.Ульянов ячепе хисепленекен университет, Я.Ухсай ячепе хисепленекен Кулътура кермене заменяются более лаконичными И.Н.Ульянов ячелле университет "университет имени И.Н.Ульянова", Я.Ухсай кермене "дворец Я.Уxсая". Особенностью газетного языка являются "сжатые" синтаксические сочетания с числовой символикой, возникшие под влиянием русского языка: вырма—96 "жатва—96", суйлав—97 "выборы—97" и т.д.
Еще одним свидетельством усиления тенденции к лаконизму, "синтаксическому сгущению" речи и, одновременно, проявления чувашско-русского билингвизма является заметный "всплеск" сложносокращенных слов. Общественная оценка их весьма противоречива: некоторые считают аббревиатуры языковым бедствием, уродующим нашу речь продуктом новояза, другие относятся к ним вполне лояльно и объясняют аббревиацию стремлением языка к экономным средствам выражения понятий. Как бы мы ни относились к сложносокращенным словам, их активизацию в переломные моменты общественного развития следует признать как закономерность.
В противовес обшей тенденции к упрощению коммуникативных средств существуют явления, ведущие к избыточности в языке. В связи с этим следует еще раз вспомнить роль активного чувашско-русского двуязычия. Его влияние на наш язык нельзя оценить однозначно: оно может быть как фактором обогащения (способствует расширению семантики чувашского слова, появлению новых структурных типов словосочетаний), так и обеднения (способствует засорению языка необоснованными заимствованиями, игнорированию его структурных возможностей). Нередко из-за плохого знания грамматического инвентаря родного языка предложение строится по чужеродным схемам, из потенциальных возможностей передачи нужного смысла выбирается не лучший вариант, а тот, который наиболее близок грамматической системе русского языка. Например, злоупотребление предлогом по в русском языке — широкое использование его в различных именных конструкциях: комиссия по..., переговоры по..., работы по..., совещание по..., соревнование по... — обернулось еще большим бедствием для чувашского языка, появилась масса неуклюжих сочетаний типа ...xатерлес телешпе еслекен комисси, ...телешпе ирттерекен каласусем, енепе ирттерекен амартусем и т.д.
Увеличение вариативности, сосуществование семантических конкурентов
Язык выступает как социальная сила, как средство навязывания взглядов, поэтому "во времена резких идеологических сдвигов сознательный разрыв с определенной традицией "требовал" хотя бы частичного отказа от соответствующего языка. В этом причина массовых лексических замен (в том числе даже таких идеологически нейтральных слов, как, например, названия месяцев), осуществленных в годы наиболее "крутых" в мировой истории революций..." [1, с.134]. Реформа языка способствует реформе общества. "Однако, — как предупреждает автор труда "Язык как инструмент социальной власти", — здесь возникает трудная проблема равновесия. С одной стороны, если принимать существующее использование языка, "попадаешь в ловушку" и получаешь в придачу существующую социальную систему. С другой стороны, создание слишком большого числа новых слов и понятий препятствует коммуникации и затрудняет соблюдение социального контакта" [14, с.106]. Когда период стабильного состояния общественной системы сменился периодом коренных преобразований, период относительной стандартизации языковой системы уступил место периоду массовых и хаотичных инноваций, резко увеличивших вариативность языка, ср.:
Асла Отечественнай варса, Таван сершыван Асла варси (Таван сершыван асла варси), Асла Аттелёх варси "Великая Отечественная война";
Федеральнай Пуху, Федералла Пуху, Федераци Пухаве "Федеральное Собрание";
акционер обществи, акционерсен перлешеве, акционерсен перлехе ·акционерное общество";
музыкант, музыкса, мусакса, вайаса, кевесе, кеве калакан "музыкант";
площадь, лапа, лапам, турем "площадь";
предпринимательство, предпринимательлех (предпринимателлех), пусарулах, пикенўлех "предпринимательство" и т.п.
Такое изобилие всевозможных ономасиологических вариантов (слов, форм, конструкций) свидетельствует о том, что прежняя норма уже не отвечает новым тенденциям в употреблении языка, а новая еще не сложилась. Расширение вариантности является не только показателем происходящих в языке процессов, но и отражением социальных и психологических особенностей нашего времени: широкой возможности для проявления личностного начала в речевой интерпретации действительности, гетерогенности общества, стремления возродить культурно-языковое наследие народа и т.д.
Постепенный возврат к практике 20-х гг. в написании заимствований, прошедших стадию освоения на фонетическом уровне, еще более усилил противоречия между кодифицированной и узуальной нормами языка. Архаичные и разговорно-просторечные варианты русских заимствований вступили в конкуренцию с лексическими единицами, имевшими как минимум полувековую традицию употребления в чувашской письменности, ср.: ваккат и адвокат, арап и араб, арёсле и арестле "арестовать", пульница (пульница) и больница, вуксал и вокзал, куккурус и кукуруза, курупка и коробка, каритур и коридор, мастар и мастер, мёлъюн (мёльун) и миллион, пакун и погон, пессук (песук) и песок, шаккалат (шакалат) и шоколад, яппун (япун) и япон (японец). А закрепившиеся в публицистике варианты вакун, саккун, пуйас, налук, расхут, уес, чукун сул и некоторые другие уже доминируют в системе, вытеснив на языковую периферию соответствующие дублетные формы: вагон, закон, поезд, налог, расход, уезд, чугун сул.
Процесс закрепления нового обозначения и вытеснения устаревшего испытывает сопротивление и прежнего менталитета, и консервативной языковой нормы, поэтому сосуществование инновационного и традиционного вариантов на определенном этапе эволюции языка неизбежно. В принципе они оправданны только в том случае, если обогащают
Нашу речь, вносят в нее новые смысловые или стилистические оттенки.
Однако поспешное изгнание нефункциональных вариантов из системы нанесло бы языку больший вред. Регламентация, осознанное упорядочение их должно опираться на языковой узус, исходить из результатов стихийного, естественного отбора.
Предстоящие годы станут, по-видимому, периодом "оптимизации" языка, дифференциации вероятностей, уменьшения неупорядоченности с позиции победившей модели нормализации. В языке постепенно усиливается стремление к семантическому и стилистическому размежеванию вариантных средств, противостоящее тенденции к вариативности.
Орфографическая смута
По сравнению с морфологическими и синтаксическими нормами или нормами словоупотребления орфографические нормы (как и орфоэпические) довольно просты и с точки зрения коммуникативной сущности языка не представляют большой ценности. Однако под влиянием устаревших традиций школьного образования правописание воспринимается как наиболее существенная языковая сфера и проекты подновления орфографии, в силу той же психологической "оснастки", рассматриваются как "покушение" на весь язык (поэтому попытки усовершенствования как русского, так и чувашского правописаний, предпринятые в 60-е гг., завершились неудачей). В начале 90-х гг. (как бы в унисон социальным преобразованиям) без лингвистических предпосылок (общедоступного свода новых правил и орфографического словаря) и психологической подготовки носителей языка произвели реформирование кодифицированных норм орфографии. Уже после утверждения и введения новых правил разгорелась ожесточенная полемика на страницах газет и журналов, на съезде Чувашского национального конгресса и заседаниях Верховного Совета республики. Нормализаторские устремления реформаторов орфографии в целом не получили общественного одобрения, особенно критиковались неудобочитаемые и трудно осмысляемые новации типа ар сурри вместо традиционного арсури "леший", ик сер вун пер пин вм. иксер вунпер пин "211 тысяч", кай ура вм. каюра "крот", сер-шыв вм. сершыв "страна", юн кун вм. юнкун "среда", шыв так вм. шыв-так "если [это] вода..." и т.д. Благое стремление упрощения орфографии, снятия частных исключений в правилах слитного и раздельного написаний слов путем максимального использования принципа раздельного письма (причем на начальном этапе применения новых правил разрешалось альтернативное написание большого количества слов) и разрушение сложившихся традиций обернулось "орфографической войной" и "языковой смутой" (получилось почти как у Гоголя: "все у вас теперь расплылось и расшнуровалось"). Отсутствие совместной готовности перейти к "максимально раздельному" написанию лексических единиц, неупорядоченность орфографии породили сепаратистские тенденции в правописании — у каждой чувашской газеты свои модификации правил. Даже название республики — Чувашия — пишется по-разному: Чавашьен ("Хресчен сасси"), Чаваш ен ("Танташ") и Чаваш Ен ("Хыпар") [все газеты за 1 марта 1996 г.]. "Орфографический разнобой", отсутствие единообразия в правописании не соответствуют ни планам разумного "устройства" языка, ни целям либерализации кодифицированной нормы.
Тенденция сохранения самобытности,
семантическое размежевание вариантов
Интересно отметить, что предвестником существенных изменений в газетно-публицистическом стиле, своеобразным символом зарождающейся тенденции возрождения культурно-языкового наследия народа явилось возвращение чувашских названий месяцев. Пожалуй, ни одно из последующих стихийных нововведений не встретило столь активной критики и осуждения, как это. Представители старшего поколения чувашских лингвистов — профессора М.Р.Федотов, М.Ф.Чернов и др. — напечатали в республиканской газете "Советская Чувашия" специальные статьи, где "усиленное внедрение в практику" средствами массовой информации "канувших в Лету названий месяцев языческой эпохи" расценили, мягко говоря, как непонимание "прогрессивного процесса в языках — интернационализации терминов, обозначающих наиболее важные и жизненные понятия". После ритуальных сентенций в духе того времени:
"Наивно думать, что пропагандируемые с прошлого года отжившие себя названия месяцев в народе вызовут восторг" ("СЧ" от 29 января 1991 г.) и "Процесс возрождения старочувашских названий месяцев и предания забвению давно утвердившихся в чувашском языке названий месяцев европейского календаря идет по существу без участия широких масс чувашского населения, остается в стороне учительство, специалисты разных отраслей народного хозяйства, советские и партийные работники и т.д." ("СЧ" от 24 мая 1991 г.) — уважаемые авторы приходят к однозначному выводу: "мертвому припарки не помогут" (ср. названия статей: "Старые названия для истории", "Их реальная жизнь позади"). Но жизнь распорядилась по-иному: чувашские названия месяцев, после 20—30-х гг. нашедшие приют в языке художественной литературы, снова стали достоянием всех стилей литературного языка.
Автор книги-эссе "Лингвистика лжи" ("Linguistik der Luge") Харальд Вайнрих утверждает, что "слова, которыми много лгут, сами становятся лживыми. Стоит только произнести такие слова, как ... язык сам противится и выплевывает их" [15, с.62]. Идеологически скомпрометированными оказались и такие обозначения, как совесть, мораль, нещадно эксплуатировавшиеся в советское время в пропагандистских целях. Поэтому неудивительно, что в современной публицистике восстановлены в правах ключевые слова чувашской ментальности, отражающие этические традиции народа: (сынлах "человечность", намас "стыд", "совесть", нисеп "нравственные нормы", сипет (камал-сипет) "нравственность".
Профессор И.А.Андреев считает, что "в языковой практике отчетливо стала просматриваться пуристическая тенденция — заменяются многие давно вошедшие в сознание людей слова типа ответ (вместо которого предлагается локальный татаризм явап, как будто он предпочтительнее общераспространенного русизма), совет (канаш), культура (аспурлах), искусство (ўнер), наука (аслалах или аслах)", и несколько навязчиво сетует на "наивность поборников чистоты и самобытности родного языка", "наивность представлений пуристов о самобытности и своеобразии родного языка" [2, с.37]. Давно замечено, что субъективное восприятие и эмоциональные суждения отдельных людей (пусть даже весьма авторитетных) не имеют ничего общего с нормативной оценкой, исходящей из объективных критериев (об этом см.7, с.122—136). И пуризм — это не только стремление очистить литературный язык от иноязычных заимствований, но и "борьба против неологизмов, ...не основанная на научном исследовании тенденций развития данного языка" [16, с.374], "субъективность..., неисторичность, непонимание поступательного развития языка" [17, с.247] (по-другому его называют вкусовым пуризмом, потому что он основан не на идее, а на настроении). Вернемся к вышеприведенной цитате. По прихоти автора в одном ряду оказались слова, имеющие совершенно разный функциональный статус. Кроме аспурлах "культура" все остальные зафиксированы в словарях литературного языка [см., например: 5, с.55, 139, 522, 644]. В отличие от недавнего диалектизма унер "искусство" явап, канаш, аслалах, аслах имеют довольно длительную традицию употребления в чувашском литературном языке. В частности, явап "ответ" встречается в словосочетаниях явап ту, явап туп, явап тыт, явап тыттар, явап пар, явап ил, явап кет, явапран хара, усамла явап, кеске явап и (по данным Словарной картотеки Чувашского государственного института гуманитарных наук) является неотъемлемым элементом художественного стиля практически всех известных чувашских писателей. А канаш и совет, аслалах и наукка (наука) в 20—30-е гг. фактически были дублетами [см., например: 18, с.198, 306]. Позднее, в условиях засилья "языка центра и бюрократии", чувашские варианты обозначений были вытеснены на периферию языка. В начале 90-х гг., когда вновь "пришла пора подорожить народным языком" (В.Даль), самобытные слова снова вернулись в активное употребление. А в последнее время — в русле наметившегося перехода "количества" вариативности в качественные изменения языковой системы (т.е. зарождения нового качества путем устранения дублетных обозначений) — между явап и ответ, канаш и совет произошло семантическое размежевание. Русское ответ в значении "отклик на что-нибудь" передается по-чувашски синонимами ответ или хурав, а выражения типа "призвать к ответу", "быть в ответе" переводятся, как правило, с помощью лексемы явап. Слово совет перешло в рецептивный фонд чувашской лексики как "орган государственной власти в СССР", а русские выражения типа Совет Федерации, Государственный Совет, Совет безопасности переводятся с помощью собственно чувашского канаш: Федераци Канашё, Патшалах Канаше, Харушсарлах канаше.
Хотим мы того или нет, утверждению позиций национального языка всегда сопутствует нетерпимость к "языковому чужебесию", определенная неприязнь к лексическим "инородцам". Однако все усилия "поборников чистоты и самобытности" будут напрасны, если их устремления не отвечают определенным внутренним тенденциям развития самого языка (помните, к какому выводу пришел "философ неприятных истин" [19, с.30]: "Теперь при каждом познании приходится натыкаться на окаменевшие увековечившиеся слова, и скорее сломаешь ногу, чем слово"). Возрождение незаслуженно "забытых" чувашских слов за счет некоторого сокращения в литературном употреблении русских заимствований прежних десятилетий — в настоящее время одно из направлений развития лексики, ср.: хастар вместо активист, ача пахакан вм. воспитательница, теп врач — главврач, хана киле (хана сурче) — гостиница, чан член — действительный член, патшалах есене— государство деятеле, пуслах— заведующий, сум — заместитель,зам; пелтерни— заявлени ("официальное сообщение "), евит (ыйту) — заявлени ("письменная просьба "), аш армане— мясорубка, электрошапар — пылесос, еслевсе (есчен) — работник, ертўсе — руководитель, хесмет — служба, йыш — состав, серпў — сотник, теп стадион— центральнай стадион,теп хула (шекер хула)— столица и т.д. Это пока не планирование языкового развития, т.е. не сознательное вытеснение русизмов (как было, например, с арабо-персидскими заимствованиями в турецком языке), а проявление внутренних потенциальных возможностей чувашского языка, раскрывшихся под влиянием благоприятных социальных факторов. Ведь в любом языке, при естественном его развитии, по словам Бодуэна де Куртенэ, "постепенно устраняется, постепенно отбрасывается все неясное, неопределенное, ненужное" [20, с.263].
Итак, как бы мы ни относились к известной гипотезе Х.Габеленца о "спиралеобразном" развитии языков, нынешняя языковая ситуация во многом напоминает послереволюционные 20-е гг.
Язык современного чувашского социума характеризуется следующими особенностями:
1. Усиленный темп языковой эволюции, активизация внутренних резервов развития языка.
2. Интенсивное обновление "надстроечной" лексики.
3. Изменение нормативно-стилистического уклада.
4. Тенденция к синтезу исконных лексических элементов:
а) свободное проникновение разговорно-просторечных слов в литературный язык;
б) благоприятное отношение к диалектизмам;
в) возрождение архаизмов, привлечение старых названий для новых нужд. Расширение вариантности:
а) сосуществование нейтрального средства литературного выражения с народно-разговорным вариантом или диалектизмом;
б) столкновение чувашского неологизма с русизмом;
в) конкуренция иноязычного обозначения с традиционной единицей. Семантическая активность слова:
а) формирование новых значений и употреблений;
б) переосмысление значений;
в) перемещение значений в пределах слова;
г) семантическая интерференция и др.
Большая часть рассмотренных в статье языковых процессов активно проявилась лишь в 90-е гг., и без определенной стабилизации социокультурного контекста, без достаточного базового периода для экстраполяции трудно прогнозировать последовательное и регулярное проявление указанных тенденций в будущем. Но есть все основания полагать, что они будут полезными и благоприятными для дальнейшего развития языка.